I. Часто бывает, что на предприятии регулярно проводятся доклады, беседы, читки газет, агитаторы работают, а между тем производственный план не выполняется, трудовая дисциплина расшатана. Это означает, что агитационно-массовая работа ведется вхолостую, носит формальный характер. Такая пустопорожняя агитация нам не нужна: она не помогает работать.
Агитатор не должен равнодушно проходить мимо недостатков в работе своего предприятия, совхоза, колхоза. Если агитатор только разъясняет, только призывает, то его агитация не достигает цели. Чего стоят, например, его призывы к самоотверженному труду, к укреплению трудовой дисциплины, если на предприятии, где он работает, многие рабочие не выполняют норму, а лодыри и прогульщики чувствуют себя вольготно? Агитатор должен смело поднимать свой голос против всего, что мешает нашему общему делу: обличать лодырей, прогульщиков, тунеядцев, критиковать их, требовать решительного устранения всех недостатков, добиваться организации работы по-военному. Лишь тогда его агитация будет действенна.
Чаще всего формализм является результатом отвлеченности, неконкретности агитации. Если агитатор не учитывает особенностей и запросов той аудитории, перед которой выступает, если он обходит острые вопросы, излагает общеполитические задачи в отрыве от конкретных задач, стоящих перед слушателями, то речь агитатора становится недейственной.
Агитатор должен уметь перекинуть мостик от самых общих положений и лозунгов к условиям жизни каждого слушателя. Он должен уметь перевести общие лозунги на конкретный язык, сделать их наглядными, осязаемыми даже для неразвитого человека.
Сейчас, когда идет отечественная война с немецкими захватчиками, главная задача агитатора, работающего в тылу, — укреплять дисциплину, воспитывать в людях чувство гражданского долга перед родиной, перед Красной Армией, поднимать массы на помощь фронту. Но агитатор не достигнет своей цели, если ограничится повторением общих положений о единстве фронта и тыла. Необходимо конкретно рассказывать и наглядно показывать, какое значение для фронта имеет работа каждого отдельного рабочего или колхозника. Когда перед Ленинградской фабрикой суконных изделий была поставлена задача увеличить выпуск продукции, агитаторы вывесили в цехах убедительные плакаты:
«Ткачиха! Не выполняя дневной нормы выработки на 3 метра, ты оставляешь без шинели бойца. Не выполнишь шесть метров — без шинели остаются два бойца».
«Товарищи! Выполняя установленную норму выработки — 36 метров суровья на двух станках в день — каждая ткачиха ежедневно одевает 12 бойцов Красной Армии!»
Наглядная агитация помогла коллективу уяснить значение его работы, помогла мобилизовать работниц на выполнение плана.
Правильно поступают те агитаторы, которые, разъясняя трудящимся необходимость самоотверженного выполнения их долга перед родиной, ссылаются на примеры стойкости и мужества бойцов Красной Армии.
История и политика систематически ведет переписку с фронтом. Представители фабрики побывали в гостях у бойцов. С гордостью показывали рабочим бойцы-артиллеристы, как заботливо ухаживают они за материальной частью орудий. Когда агитаторы, вернувшись на фабрику, рассказали об этом в цехах, многие работницы стали гораздо лучше следить за своими машинами. Они почувствовали угрызения совести: «На фронте бойцы содержат орудия в чистоте, а у нас, в тылу, машины грязные». Уход за машинами на фабрике значительно улучшился, а это, естественно, сказалось и на выполнении плана.
II. На многих предприятиях парторганизации ограничивают агитационную работу читками газет или краткими докладами. Беседовать со слушателями многие агитаторы избегают. То, что в практике работы часто называют беседой, является, по существу, краткой лекцией, так как участники подобных «бесед» к обсуждению поставленных вопросов не привлекаются, а лишь пассивно слушают агитатора.
Недооценкой роли и значения беседы агитаторы значительно ослабляют силу своего воздействия на слушателей. Их выступления приобретают в этом случае несколько официальный оттенок. Трудящиеся подчас расходятся с собрания, так и не получив ответа на свои вопросы, не рассеяв своих сомнений.
«Весьма ценно раскачать людей, вызвать их на обмен мнениями, чтобы они высказывались, — говорит М. И. Калинин. — Тогда собрание пройдет оживленно, рабочие будут охотно говорить и польза от такого собрания будет бесспорная. А то ведь иногда бывает, как раньше на молитве. Оратор сам по себе, аудитория сама по себе; отсидели положенное время — и разошлись».
Агитатор должен иметь в виду, что в условиях отечественной войны беседа как форма политической агитации приобретает особенно большое значение.
Состав рабочих на фабриках и заводах сейчас значительно изменился. На предприятия пришло много молодежи, женщин, никогда раньше на производстве не работавших. В колхозах значительная тяжесть работы также легла на женщин и молодежь, которые заменили мужчин, ушедших на фронт. В то же время война повысила требования, предъявляемые к каждому трудящемуся.
Такой формой агитации и является беседа.
Значение беседы состоит не только в том, что она дает агитатору возможность наиболее полно и всесторонне учесть запросы слушателей и ответить на них. Выступления участников беседы могут, кроме того, значительно подкрепить и усилить слова агитатора. Если агитатор сумеет заинтересовать своих слушателей, направить их мысль в нужную сторону, то они сами своими замечаниями дадут ему дополнительные доводы, сообщат новые факты, о которых агитатор может и не знать. В годы колхозного строительства, когда на многочисленных собраниях и в беседах нужно было убеждать крестьян в преимуществах коллективного хозяйства перед единоличным, товарищ Сталин говорил, что рядовые крестьяне нередко «являются замечательными агитаторами колхозного движения, ибо они найдут такие аргументы в пользу колхозов, понятные и приемлемые для остальной массы крестьян, о которых мы, квалифицированные большевики, не можем даже мечтать».
Хорошо проведенная беседа подкрепляет слова агитатора не только новыми доводами, но и силой общественного мнения. На одном заводе в Москве проводилась беседа о трудовой дисциплине. В ходе беседы агитатор подверг справедливой критике молодого рабочего Егорова, вступившего в пререкания с мастером. Егоров пытался оправдываться, ссылался на несправедливое отношение к нему со стороны мастера и т.д. Но надо было видеть, как съежился этот «герой», когда с критикой его поступка выступили его же товарищи по бригаде, когда взял слово старик рабочий, простоявший у станка почти три десятка лет. В словах и тоне передовых людей чувствовалось большое презрение к лодырю. Таким образом, доводы агитатора, подкрепленные силой общественного мнения, сразу приобрели величайшую убедительность.
Беседа дает возможность подвергнуть коллективной критике недостатки в работе отдельных трудящихся или целого коллектива, что, несомненно, имеет воспитательное значение.
III. Можно начинать беседу небольшим вводным словом. Строить это вводное слово нужно таким образом, чтобы оно наталкивало слушателей на дальнейшее обсуждение намеченного вопроса, будило их мысль.
Так поступил, например, агитатор Мишаев — цеховой парторг одного московского завода. Свою беседу о трудовой дисциплине товарищ Мишаев начал кратким вступлением.
— Без дисциплины ни одного серьезного дела не выполнишь, — разъяснял агитатор. — Вот возьмите, к примеру, воинов Красной Армии. Как строго они соблюдают у себя воинский порядок и дисциплину.
И агитатор привел ряд ярких боевых эпизодов, показавших слушателям значение дисциплины в бою.
— А теперь спросим себя, — сказал агитатор, — как обстоит дело у нас? Ведь и мы с вами бойцы, только бойцы трудового фронта. Для нас трудовая дисциплина — то же, что воинская дисциплина для красноармейца. А как у нас обстоят дела с дисциплиной?..
После агитатора выступил установщик Шмелев, который рассказал, что в цехе есть много случаев невыполнения распоряжений мастера:
— Вот, например, работница Попова: ей что ни скажет мастер, она на все находит отговорки.
Попова и на сей раз пыталась возражать. Тогда вновь взял слово агитатор. Он разъяснил, что Попова не имела права отказываться выполнить распоряжения мастера, сказал, что всякую работу, необходимую для фронта, нужно выполнять быстро и хорошо.
В живой беседе агитатор не только показал слушателям значение железной дисциплины на производстве, но и натолкнул их на обсуждение недостатков в работе цеха.
Иногда агитатор начинает беседу читкой письма, полученного с фронта.
Когда Н-ская фабрика получила новый фронтовой заказ, выполнение которого требовало от рабочих большого напряжения, агитаторам было поручено провести в цехах беседы о героическом труде в тылу, о помощи фронту. Один из агитаторов начал свою беседу тем, что зачитал письмо, полученное с Западного фронта работницей цеха Анной Потаповой. Вот что писал ей боец:
«Здравствуйте, уважаемая Аничка!
Сообщаю, что я пока жив и здоров, чего и Вам желаю в вашей трудовой жизни.
Аничка, пишу Вам свои боевые новости. Мы, выполняя приказ любимого товарища Сталина, идем на запад. Немец сопротивляется, старается приостановить наше продвижение, но мы мощным артиллерийским огнем пробиваем пути продвижения для своей пехоты, ломаем его опорные пункты.
Аничка, увидеть бы Вам, что творится! Однажды немцы хотели сделать засаду, но мы вовремя обнаружили и прямой наводкой из орудий уничтожили до роты автоматчиков. В другой раз немцы сконцентрировали свои силы, хотели нанести нам удар, но мы теми снарядами, которые вы нам даете, разгромили его группировку. Мы идем на запад по немецким трупам, много берем в плен. Немцу не даем организованно отступать.
Он оставляет немало техники, а особенно большое количество складов с боеприпасами. Иногда бывает так, что немецкими орудиями и снарядами бьем по немцам.
В освобожденных деревнях население рассказывает, как немцы издевались над нашими людьми. В одном населенном пункте несколько крестьян заболели брюшным тифом. Тогда немцы загнали 250 человек в один дом и сожгли их.
В деревне Н. Маруся Мишина рассказывает: "Немцы не люди; это скоты. Они нас собирали и вместе с солдатами купали в банях. Офицеры напивались и ночами бродили по землянкам крестьян: сволочи, в присутствии матерей и ребятишек насиловали девочек".
Аничка, а сколько таких мерзостей! Тяжело даже слушать рассказы, а еще приходится видеть своими глазами. Они, гады, здесь же при отступлении стреляли в маленьких безвинных детей: много угнали молодежи в Германию. Но пускай, гады, наслаждаются своими зверствами — мы за все расплатимся; не уйти им, гадам, живыми с наших просторов, уничтожим их всех до единого.
Аничка, расскажите это вcем работницам, пускай узнают о зверствах, чинимых немецкой гадиной, пускай из этого сделают выводы о том, что надо делать, чтобы уничтожить это чудовище.
Прошу Вас, пишите чаще письма: они подымают дух, они ободряют. Расскажите: как Вы живете? Как работаете на фабрике? Шлю свой сердечный привет коллективу вашего цеха от бойцов и командиров».
Письмо бойца произвело большое впечатление на слушателей. И когда агитатор спросил их: «Ну, как же вы думаете, товарищи: чем мы ответим бойцу?» — в цехе развернулась горячая беседа, касавшаяся именно тех производственных задач, о которых собирался говорить агитатор.
IV. Можно начинать беседу и с вопросов, могущих заинтересовать слушателей. При этом следует помнить, что агитатор в большей мере, чем пропагандист, обращается к чувствам слушателей. Поэтому он не обязан начинать беседу вопросом, поставленным, так сказать, в лоб, в упор. Он может взять за отправной пункт своей беседы такой факт, который, на первый взгляд, не имеет прямого, непосредственного отношения к теме, но зато способен вызвать у слушателей те чувства и мысли, которые помогут агитатору в дальнейшем развертывании беседы.
Прошлой весной, рассказывает корреспондент «Правды» А. Колосов, в деревне Молитвине Коломенского района Московской области собрания созывались нередко, но трудовая дисциплина в колхозе хромала. Некоторые колхозники занялись только личными делами, совсем не выходили на работу. А докладчики повторяли одни и те же, серые, изрядно наскучившие колхозникам речи:
— В настоящее время мы имеем установку обратить внимание на трудовую дисциплину, так как вопрос упирается...
И вот в деревню приехал новый начальник политотдела Коломенской МТС — товарищ Киселев. Объявлено общее собрание. Все догадываются: «Опять о трудовой дисциплине! Надоело уж...»
Собрались главным образом девушки и разных возрастов женщины: молодые, средних лет и совсем старые. Были тут и те, которым личное хозяйство гораздо милей и дороже, чем вся артель. Эти, войдя в избу, остановились подле двери: если, мол, новый человек заведет скучный разговор о труддисциплине — вот она, дверь-то: потихоньку разойдемся...
Киселев начал беседу неожиданным и сразу же хватающим за душу вопросом:
— Ну, когда ждете домой сыновей, мужей?
Движение, потом тишина...
Кто-то раздумчиво произносит:
— Пожалуй, еще не скоро...
Киселев:
— А ведь это и от вас, от всех нас зависит — долго ли Гитлер еще продержится. Вот у тебя кто в армии?
— Сынок Андрей.
— А у тебя?
— Да внучек добровольцем пошел, Сергунька.
— Так... Вот хорошо бы, чтобы и Андрей, и Сергунька, и все наши ребята поскорей с Гитлером покончили и домой вернулись!
Снова движение: женщины, стоявшие у задней стенки и у двери, переместились поближе к агитатору. — Ведь вы, конечно, знаете, как замечательно наши фронтовики воюют, знаете, чем и как вы могли бы помочь им поскорее разгромить Гитлера...
Так началась беседа о задачах колхоза. И оттого, что агитатор связал жизнь и боевые дела сыновей, мужей, внуков с повседневной артельной работой на полях, токах, фермах, волнение и чудесное, поднимающее к действию беспокойство овладели людьми.
В разгар беседы в избу вошли руководители села и изумились: бабы слушают агитатора и плачут. Такого тут не случалось никогда! Случалось другое: дремали, позевывали или некстати спрашивали докладчика: «А почему нет калош?.. Почему мануфактуры мало?»
И уже совсем остолбенели деревенские руководители, когда колхозница Аксенова, весьма увлеченная личным хозяйством женщина, вдруг высоким, пресекающимся голосом заговорила о том, что на фронте люди не жалеют жизни, а «мы тут, хоть и себя возьму, лишнего часа на поле не хотим остаться. А ведь знаете, чего Гитлер хочет с народом сделать...» — она не докончила, зарыдала.
V. Агитатор политотдела Н-ской армии товарищ Виро рассказывает, что до начала беседы старается сблизиться с бойцами.
В блиндаже одной из рот товарищ Виро застал двадцать бойцов.
«Я присел и закурил, — пишет в своем дневнике агитатор, — протянул кисет рядом стоявшему бойцу. На вид ему лет тридцать пять. С бородкой. Фамилия его, как я после узнал, — Кулаков.
— Ну, как воюем? — обратился я к нему.
— Голову немец не дает поднять: все стреляет и стреляет, — последовал ответ.
— А вы на один его выстрел десятью отвечайте. Тогда он сам носа не покажет.
— Это верно, — согласился один из бойцов.
— Вот я с Соляником как начал бить двоих фрицев, так они даже котелок с супом бросили — и шасть в окопы.
Кулаков затянулся цыгаркой, туго завязал кисет и, подавая его мне обратно, с хитрецой спросил:
— А скажите, товарищ политрук, когда мы разгромим немцев?
Мне вспомнился разговор в политотделе о том, как неактивно оборонялся первый батальон при вчерашней атаке немцев, и я ответил на вопрос вопросом:
— А что вы у себя здесь сделали, чтобы разгромить их? Сколько вы лично убили немцев?
— Да я пока что ни одного не убил, — признался Кулаков. — И сынишке на этот вопрос не отписал ничего, потому что хвалиться-то нечем.
— Видел живого немца и не стрелял? — Кулаков смутился.
— Он боится себя обнаружить, — поддел кто-то из товарищей. — Да и как он будет стрелять из своей винтовки? Из нее ведь немца-то все равно не убьешь, а себя поранишь.
Винтовка Кулакова имела действительно жалИстория и политика кий вид: запыленная, ржавая, дульная часть замотана какой-то тряпкой. Я взял винтовку, открыл затвор и не обнаружил в магазине ни одного патрона.
— Верно, — согласился я, — при таком обращении с оружием мы немцев не разобьем. Посмотрите, товарищи, что здесь делается.
С этого и началась моя первая беседа в батальоне. Она затянулась часа на два. Начав с отношения Кулакова к оружию, я перешел к тому, как учит нас воевать товарищ Сталин; рассказал несколько эпизодов из истории битвы за Сталинград и, наконец, напомнил бойцам, как плохо мы еще помогаем защитникам этого города. Закончил беседу ответом на вопрос Кулакова: чтобы разгромить немцев, надо активнее их истреблять. Уходя из блиндажа, нарочно громко спросил его:
— Когда же вы собираетесь писать письмо своему сынишке?
— А пожалуй, завтра отвечу. Заходите, товарищ политрук, перед отправкой почитаем вместе».
Когда агитатор снова зашел в роту, его встретил командир.
— А вы, видно, здорово прошибли вчера Кулакова, — сразу же начал он.
— Как «прошиб»?
— Да так. Сегодня утром он убил двух немцев и благодарность заработал.
Оказывается, после беседы агитатора Кулаков и еще двое бойцов весь вечер чистили свои винтовки и с рассветом отправились в засаду. В завязавшейся утром перестрелке Кулаков убил двух немцев, а боец Иванов — четырех. После этого Кулаков мог не стыдясь ответить сыну на его письмо и рассказать о своих боевых делах.
VI. Неправильно поступают иные агитаторы, когда не готовят свои вопросы заранее, а пытаются придумывать их в ходе самой беседы. В результате они нередко ставят перед слушателями такие тяжеловесные, маловразумительные вопросы, которые не сразу доходят до сознания слушателей, ставят их в затруднительное положение.
Нужно избегать вопросов, допускающих односложный ответ: «да» или «нет». Так, например, проводя беседу об экономии электроэнергии, один агитатор обратился к слушателям: «Станок работал вхолостую в обеденный перерыв. Как вы думаете: это нормальное явление?» Конечно, слушатели ответили отрицательно и никакого обсуждения этот вопрос не вызвал. Точно так же вряд ли даст материал для обсуждения и следующий вопрос, предложенный другим агитатором: «Нужна ли нам сейчас революционная бдительность?» Тут и говорить не о чем: ясно, что нужна! Иное дело, если бы агитатор поставил вопросы: «Почему в военное время требуется особенно большая бдительность?», «Какими путями проникают к нам лазутчики врага? Как они маскируются?». Эти вопросы побудили бы слушателей припомнить кое-что из местного или из прочитанного в газетах материала и способствовали бы развертыванию дальнейшего обсуждения темы.
Нужно, наконец, избегать вопросов расплывчатых, допускающих множество толкований. Задает, например, агитатор вопрос: «Какую проблему мы решили в связи с коллективизацией?» — и получает несколько разных ответов: «Деревня стала культурной», «Ликвидировали кулаков» и т.д. А слушателям и невдомек, что агитатор хочет натолкнуть их на мысль об укреплении обороноспособности нашей страны.
Но дело не только в том, чтобы избежать недочетов в формулировке вопросов. Нужно ставить вопросы перед слушателями так, чтобы они могли заинтересовать людей, пробудить у них самостоятельную мысль. Тогда и беседа пойдет оживленнее.
Очень внимательно должен относиться агитатор к вопросам слушателей. Как правило, агитатор должен сам отвечать на заданные ему вопросы. Но в некоторых случаях, когда вопрос представляет интерес для коллективного обсуждения, агитатор может предложить ответить на него своим слушателям.
В ходе беседы агитатор должен не только ставить вопросы перед слушателями, но и давать необходимые пояснения, отмечая, кто из слушателей был прав в своих выступлениях, кто и в чем именно ошибался.
Часто во время беседы агитатору задают вопросы, не имеющие никакого отношения к теме. Некоторые агитаторы оставляют такие вопросы без ответа. Это совершенно неправильно. Агитатор не имеет права проходить мимо вопросов, волнующих слушателей, прикрываясь ссылкой на то, что «этот вопрос не по теме». Пусть станет для агитатора правилом: ни одного вопроса не оставлять без ответа!
Если агитатору трудно сразу ответить на заданный ему вопрос, пусть лучше отложит ответ до следующего раза, но не путает людей, не прикрывает свою неосведомленность туманными, общими фразами.
«Самое же главное, — говорит М. И. Калинин, — никогда не увиливайте от постановки острых вопросов, к чему некоторые ораторы частенько прибегают. Ни в каком случае к этому не прибегайте, не уклоняйтесь от ответа, не смазывайте поставленных вопросов. Если не можете тут же ответить на тот или иной вопрос, прямо и скажите: "Вопрос интересный и важный, я бы на него с удовольствием ответил, но сейчас к нему не подготовлен, он мной не продуман, затрудняюсь, как на него ответить. Я выясню, посоветуюсь с товарищами и тогда вам отвечу. А может быть, из вас найдется кто-нибудь, кто может этот вопрос разъяснить?" Это будет совершенно другое дело. А у нас любят иногда обходить злободневные вопросы или разъяснят их так, что люди ничего не поймут и прямого, правдивого ответа не получат».