Разговор «на удаленке»

Политконсультант Александр Астафьев — личность легендарная в российской политике. Человек из Ростова, который сумел стать одним из главных функционеров комсомола в конце 80-х. В отличие от многих своих коллег в 90-е годы не ушел в бизнес, в публичную политику, а остался политическим менеджером. Стоял у истоков «Газпром-Медиа Холдинга» и был его генеральным директором. Работал в Администрации Президента РФ. Трудно представить себе становление и развитие «Единой России», АПР Партии без Астафьева. Сегодня Александр Эдуардович является одним из ведущих экспертов Фонда развития гражданского общества и продолжает сотрудничать с Партией, проводит мастер-классы для слушателей Высшей партийной школы «Единой России».

Александр Астафьев запомнился слушателям ВПШ не только яркими лекциями, но и яркими поступками. На одном из тренингов он покинул аудиторию, сходил в ближайшее кафе и вернулся обратно через несколько минут с пирожными, которыми угостил участников. Зачем? Говорит, чтобы поднять «школьникам» настроение и… помочь им. Сладкое повышает уровень серотонина, улучшая настроение, а чем лучше настроение, уверен Александр Эдуардович, тем человек комфортнее и эффективнее в коммуникациях. Он смеется там, где есть повод для шутки, и серьезен и собран, когда того требуют обстоятельства. Пожалуй, именно об этом нынешняя беседа Александра Астафьева с журналом «Парта» — об умении быть предельно адекватным сложившейся ситуации, ее вызовам и ее возможностям.

— Александр Эдуардович, как вы? «На удаленке»?

— «На удаленке». Тем более, у нее своя специфика. «На удаленке» не создается добавленная стоимость, та, что возникает, когда берут кусок железа и руками делают из него гайку. «На удаленке» не пекут булки, не шьют платья, не добывают нефть. А вот я один из тех, кто может честно работать «на удаленке» и ему за это ничего не будет (смеется). Я не создаю добавленную стоимость. Я больше по части интеллектуальной собственности. Но то, что эта самая добавленная стоимость не создается сейчас, — это действительно большая проблема.

— Какое у вас складывается мнение: мир после пандемии никогда не будет прежним или все вернется на круги своя? Самая обсуждаемая сейчас дихотомия.

— Да нет никакой дихотомии! Даже когда в самый обычный вечер мы ложимся спать и просыпаемся утром, каждый раз мы получаем мир изменившимся. И нюанс лишь в том, что изменения мира могут нас затрагивать и беспокоить, а могут не затрагивать и не беспокоить. Поэтому мой ответ: конечно мир изменится, потому что он меняется каждый день, каждую секунду. В худшую или в лучшую сторону? Будь я приверженцем теорий Фрэнсиса Гальтона, я бы заявил, что в лучшую, дескать, природа освобождается от больных особей и т.п., но я категорический противник подобного рода концепций. Скажу так: изменения произойдут в любом случае. И вопрос в том, серьезными они будут или нет. Здесь каждый должен давать оценку собственной ситуации. И надо сознавать, что сейчас мы собираем лишь самые первые плоды этого понимания. Даже еще не плоды, а пыльцу. Поэтому я не то чтобы шучу, когда говорю, что нужно строить не только новые инфекционные больницы (что, безусловно, важно), но и новые корпуса больницы имени Н.А. Алексеева. Это жестко. Кому-то покажется циничным и грубым. Но уже сейчас надо задумываться о наладке эффективной системы медицинской психологической помощи. Идет процесс, который ломает привычный эмоциональный, потребительский, коммуникационный, психический уклад миллионов людей. Сокращаются привычная для многих структура потребительской корзины, круг и возможности общения, меняется конфигурация жизни. Задумайтесь, что будет с психическим состоянием человека, когда после длительного нахождения в фактически замкнутом пространстве он пойдет на свое предприятие, с которого ушел на самоизоляцию, а предприятия больше нет…

С вирусом мы поборемся в любом случае. Вернее, вирус посвирепствует-посвирепствует, мутирует несколько раз и пойдет на убыль, как происходит со всеми другими типами вирусов. Станет привычной сезонной напастью, да простят меня «диванные вирусологи» за такие вольности. Но мир изменится, мы изменимся, страна изменится. Изменится и политическая конфигурация. Мы же видим, что во время эпидемии одни политические силы заявляют о себе, другие уходят на второй план, у кого-то получается быть на передовой, у кого-то нет.

— Согласен, и могут появиться не только новые герои в политике, но даже новые политические силы. А сама политика изменится, те же предвыборные процедуры? Как агитировать кандидату без личных встреч с избирателями, что теперь делать?

— Подожди, Роман Николаевич, с чего процедурам меняться? У нас что, изменилось государственное устройство? Нет. У нас поменялся закон о выборах? Нет. Закон обязывает кандидата только к личным встречам? Нет. Агитационная стратегия — это выбор самого кандидата. А кандидат, если он человек разумный, должен оценить коммуникационную ситуацию, которая сложилась в настоящее время, спрогнозировать, как она будет развиваться, проанализировать, какими инструментами коммуникационной политики ему сейчас сподручнее достучаться до избирателя, и использовать их. Если кандидат не подстраивается под реалии времени, не оптимизирует свою избирательную стратегию, то он не на своем месте и его не надо избирать. Его и не изберут.

Но надо ли сдвигать, переносить электоральные процедуры в условиях пандемии или замещать их виртуальными? Я не сторонник безальтернативного виртуального волеизъявления, потому что, в моем представлении, система еще не отточена до безупречности, с одной стороны, а с другой, голосование — это все же некое сакральное действо, ритуал, а не механическая функция. Я считаю, что человек должен прийти на избирательный участок и опустить бюллетень в урну. Или не прийти на избирательный участок и таким образом тоже осуществить свое волеизъявление. При ограничительных мероприятиях, введенных сейчас, думаю, что референдумы, выборы и прочие электоральные процедуры, конечно, лучше перенести на другое время хотя бы для того, чтобы люди выдохнули, успокоились, вернулись, насколько это возможно, к привычному укладу. Ведь выборы на пике напряжения, усталости, раздражения, злости, обиды — это выборы с большой, фатальной погрешностью. Думаю, что к сентябрю коронавирусная свистопляска закончится и выборы состоятся. А лето — время для избирательной кампании. Более того, на месте кандидатов от «Единой России» я бы начал кампанию уже сейчас. Именно единороссы, хотя и не все, в отличие от большинства представителей оппозиции, начали по-настоящему помогать людям в условиях пандемии. Появилось доброе, реальное и, самое главное, востребованное дело, которым можно и должно заниматься от души, — помогать. И это дело многим понравилось. Не для галочки, а по кайфу. Именно вокруг небезразличных представителей Партии сейчас сформировалась не искусственная, а живая человеческая инфраструктура — колоссальный пул волонтеров. Не использовать его в целях продвижения себя и своих идей может только совсем непутевый политик.

— Но не следует ли из этого вывод, что на самом деле заменить агитацию — традиционную, человеческую — невозможно?

— Возможно. Просто та самая человеческая агитация бывает контактная, а бывает бесконтактная. Необязательно пожимать руки старушкам и похлопывать по плечу дедков во дворах. Я недаром уже сказал о волонтерском пуле Партии. Он работает. Он в контакте с людьми. Ничто не мешает волонтерам раздавать буклеты, магнитики на холодильник, памятки — да что угодно, лишь бы это было полезно и ненавязчиво, — чтобы оставить память о себе, о своем участии, о своем кандидате. Или повесить на дверные ручки памятки-хенгеры (таблички, которые вешают на дверные ручки, например, в гостиницах): «Дорогой Иван Иванович, если тебе тяжело, плохо, скучно, грустно, нечего есть, если у тебя кончились таблетки или ты просто хочешь с кем-то поговорить, звони мне. Я твой депутат, вот моя фотография, вот мой телефон. Я пообщаюсь с тобой через какую-нибудь интернет-платформу, я постараюсь тебе помочь или организовать помощь через волонтеров. С уважением, твой депутат и "Единая Россия"». Не в лоб, не цинично требовать, типа, голосуйте за нас за то, чтобы мы вам помогали, нет! Оставить о себе хорошие воспоминания. Дайте людям надежду — этому ничто не мешает. Но эти возможности, которые дает пул в 100 000 волонтеров, сегодня не используются. По крайней мере, я такой практики не знаю. Да, идет раздача помощи в брендированных пакетах. Хоть что-то. Надо идти дальше. Нельзя стесняться. Но и глупости не делать тоже.

— Но как быть, если я, условно, пришел, помог, оставил о себе добрую память, а потом захожу в интернет и вижу, что там модно быть оппозиционным, а не конструктивным? Там прикольно стебаться, рассказывать анекдоты, и интернет, который сейчас является для многих ключевым источником формирования взглядов, в нем для «Единой России» не самые благоприятные стартовые условия.

— На самом деле интернет не оппозиционный и не провластный. Он как спил головного мозга. Он показывает среднюю температуру по больнице. Аккумулирует все мнения и их же выдает. А что мы видим у себя в ленте, это совсем другая песня! Вопрос в настройках. В зависимости от настроек ленты у нас в ней будет или позитив, или негатив, или милота всех видов и мастей. Лучше, конечно, настраивать выборку информации так, чтобы включить весь спектр мнений — от левых до правых, от Северного полюса до Южного. И тогда мы увидим, что интернет вообще аполитичен. Ему безразлична окраска партбилета или мандата. Интернет — это срез людских интересов, а людям несвойственно этим интересоваться. Их интересуют рассада, породы кошек, корм для собак, как сделать маникюр и как из лифчика сшить мужу повязку на лицо от микробов и вирусов. А тех, кто обсуждает политическую ситуацию, их мало, пусть даже от них обычно больше букв, больше эмоций, больше надрыва, чем от других. Просто настройки ваших компьютеров таковы, что именно этих людей вы выбираете в первую очередь. И вам начинает казаться, что это и есть мейнстрим, что интернет злой, агрессивный, оппозиционный. У каждого свой интернет, такой, каким он его себе моделирует. Этот — ваш. Вы его для себя таким создали. Или меняйте настройки, или живите с этим. А вообще, интернет — это геймеры, музыка, кино, кошки, все, что угодно, но, расстрою вас, не политика. Политика — это чуть-чуть. И утверждать, что это «чуть-чуть» сильно влияет на большое количество масс, нельзя. Да, в определенной степени влияет. Интернет не за и не против, он просто есть.

— Хорошо, интернет был, интернет есть и будет. А листовки, бумажные газеты, все эти печатные АПМы, которые кандидаты использовали вплоть до последних выборов, — теперь им конец? Коронавирус угробил более чем вековую традицию?

— Как знать. Возможно, в пандемию люди так изголодаются по такому вот цветному шуршанию, что ценность бумажных газет даже возрастет. Три месяца сидели без газет, а тут им — раз! — и принесли. И на волне энтузиазма от вновь обретенной свободы люди начнут читать газеты от корки до корки, потреблять информацию из газет гораздо объемнее, качественнее, дольше, нежели чем это они делали в хлебосольные времена. Может так случиться? Может. Хотя эпоха печатных СМИ, конечно, идет к закату. Не надо себя тешить несбыточными надеждами на реинкарнацию бумаги и глянца. Они на пути к библиофилам и другим коллекционерам.

— А массовые митинги, уличные акции — как без них будет выглядеть политика? Не останется ли страх перед массовыми мероприятиями даже после окончания пандемии?

— Сперва небольшая ремарка. У меня достаточно специфические воззрения на подобную уличную активность, не факт, что они совпадают с мнением классической политологии. Я считаю, что митинг должен уйти из практики «Единой России». Митинг по своей сути — это заявление о позиции против чего-то. Поскольку «Единая Россия» — партия власти, то митинг власти в формате «против» выглядит странновато и сильно попахивает советской практикой протестов против американского империализма, а митинг в поддержку чего-то — это вообще откровенная чепуха. Опять же, замечу — в моем представлении. В поддержку проводятся форумы. В арсенале «Единой России» должны быть форумы как праздники для сторонников и раздумывающих. Например, американская традиция праздничных «плясок-гулянок» в честь выдвижения кандидата мне близка по формату — это праздник для сторонников: шарики, блестки, песни, кандидат весь в белом спускается по ступенькам из облаков. Мы несколько раз такие форматы реализовывали. Это создает эмоцию. А наша работа — именно «продать эмоцию». Хотя серьезные мероприятия, конечно, тоже нужны, но вот их мы уже так набили руку проводить, что иногда не можем остановиться и в обычной жизни разговариваем штампами, фразами из докладов, и выглядит это все жутко.

— Хорошо, но вернемся к массовым митингам. При снижении запасов в холодильниках что в людях все-таки возобладает — страх перед скоплением масс или желание принять участие в акциях оппозиции?

— Если, не приведи Господь, холодильники опустеют, мы получим не митинги, а бунт, у которого не будет партийной окраски. Но как бы ни потирали руки некоторые оппозиционеры в ожидании, чтобы возглавить протестующие массы, этого не будет. У нас компетентное, профессиональное и, главное, функциональное правительство, в распоряжении которого есть необходимые ресурсы. А по поводу любых прочих митингов, форумов и так далее скажу ровно одно: и я, и наш уважаемый читатель, если он дочитал-таки до этой строчки, — мы как рыбки гуппи, у нас памяти ровно на пять секунд. Увидите, как только отменят ограничительные меры, люди со следующего же дня начнут собираться, и никаких проблем для массовых уличных акций память о былом не создаст.

— То есть политические формы и политические методы придут к своему обычному функционированию?

— В определенной степени, постепенно — да. Хоть плохое мы стараемся побыстрее забыть, но на подкорке кое-что откладывается. В том числе и заметочки: кто как себя повел в тяжелой ситуации. Опыт, который набирается, будет и положительным, и отрицательным. Электоральная оценка происходящего в стране изменится. И это коснется и парламентов, и заксобраний, и отдельных депутатов, и политических партий. Некоторые политические игроки, которые были узнаваемыми, яркими, интересными до коронавируса, забудутся, а другие взойдут на политическом небосклоне.

— Хорошо, у «Единой России» действуют штабы, мы помогаем больницам, партийцы на одном фронте с волонтерами. А как Партия при этом, например, позиционирует себя в соцсетях? И не только в тяжелое, но и в «мирное» время?

— Во-первых, я считаю, что «Единая Россия» в период пандемии заняла единственно правильную позицию: развернула систему волонтерской помощи. Это грамотное, правильное, единственно верное решение, и ничего другого сделать было нельзя.

Во-вторых, если взглянуть на информационные кампании вообще, мне очень нравятся флешмобы «Единой России». Они полезны, они запоминаются, и если есть возможность, хорошо бы и на федеральном, и на региональном уровнях наращивать интенсивность подобного рода активности. В-третьих, да, хорошо, что «Единая Россия» выкладывает в интернет рассказы о том, что она делает, но вопрос не к делам Партии, а к рассказам. Иногда смотришь на страничку того или иного регионального отделения и думаешь: это же позор, это же стыд, вы делаете хорошее

дело и настолько его испохабили, подавая в интернет, что становится страшно и стыдно. За глупость, за постановочные кадры, за фразы, взятые из статусов «ВКонтакте»! Есть интересные рассказы с хорошими фотографиями, а есть такое откровенное мракобесие, что хочется усыпить сотворившего его эсэмэмщика, чтобы впредь не вредил. Ситуация, когда от врага разрушений меньше, чем от преданного неуча. В-четвертых, «Единая Россия» во многих регионах, а иногда и на уровне центра никак не отучится говорить на административно-бюрократическом языке,

канцелярскими штампами. Неужели нельзя «посетил детское дошкольное учреждение» заменить на «побывал в детском садике»? Пока мы не освоим язык, на котором говорят обычные люди, мы так и будем удивляться, почему нас не понимают, не принимают, не поддерживают. Нас просто не слышат. Но по большому счету, нынешнее позиционирование в сети интернет — это, на мой взгляд, достижение.

— Но как быть с тем, что на фоне километров лент, гигабайтов котиков, собачек и прочих мемов язык людей, народный язык упрощается, превращается в язык карнавала, хайпа, перифраза?

— Но подожди, мы же с тобой не Институт русского языка, который должен следить за чистотой речи. Мы политическая партия, которая должна выиграть выборы. Поэтому мы берем тот инструментарий, который у нас есть, и используем его, чтобы завоевать голоса избирателей. Если избиратель разговаривает на языке мемов, мы должны донести до него свои мысли на языке мемов, иначе он нас не поймет. И не надо тогда избирателям предъявлять претензии, что они нас не поддержали. Дело не в поддержке. Нас не смогли понять! А заниматься развитием и иногда чисткой языка тоже можно — на какой-нибудь профильной тематической площадке Партии.

— То есть ключевой проблемой для Партии является недостаточная компетентность в производстве именно простых народных образов, смыслов, тем, картинок, того, чем, собственно, живут миллионы людей в интернете?

— Это не недостаточная компетентность. Это скорее боязнь перестать быть начальниками. С одной стороны, неплохо, конечно, что Партия хочет быть неким коллективным начальником. Но надо помнить, что есть начальник, который людям близок и понятен, которого они пусть даже немножко осуждают, но поддерживают. А есть начальник, которого не понимают, которого надо переводить на «человеческий» язык. Это проблема, которой нужно заниматься. Собирать эсэмэмщиков «Единой России», проводить обучение, и как только они напишут текст на казенном языке, бить линейкой по рукам и заставлять переписывать столько раз, сколько потребуется, чтобы язык их текстов стал понятен людям. Чтобы вместо «учреждений дошкольного образования» в новостях были «детские садики». Не бойтесь быть живыми.

— Надеюсь, планируете продолжить сотрудничество с Высшей партийной школой «Единой России» и в дальнейшем проводить ваши мастер-классы на сессиях ВПШ?

— Планирую, если никто не будет на меня обижаться. Я имею в виду участников семинаров. Кое-кого из них отлупил бы самолично, потому что все, о чем мы говорили, они сейчас делают наоборот. Это самое печальное и грустное.

— Но, как говорится, вода камень точит.

— Но я не вода, а они не камень. У нас на самом деле проблема, что мы слишком лояльны и терпеливы к тунеядцам, бездарям и идиотам. Но если мы хотим двигаться вперед и не подчищать хвосты, мы должны систему профессиональной селекции принимать как данность. И как можно быстрее избавляться от всего того, что нам мешает. Но мы стесняемся, мы деликатничаем.

— Итоговый вопрос прозвучит несколько цинично, и все-таки: ваше видение, Александр Эдуардович, ситуации с коронавирусом — в перспективах этого года она пойдет Партии в плюс или в минус?

— Конечно, как бы это ни прозвучало цинично, я считаю, что коронавирус дал «Единой России» электоральный карт-бланш, которым она должна воспользоваться. Любые кризисы расширяют поле возможностей — важно суметь ими воспользоваться. Для этого «Единая Россия» должна немножко напрячься. Сверхусилий-то не требуется. И кое о чем мы уже поговорили: использовать волонтерскую сеть, предлагать нестандартные решения. Не надо повсюду пихать медведя, чтобы от него начало тошнить. Добивайтесь того, чтобы он начал нравиться. И постепенно, по чуть-чуть наращивайте интенсивность своей работы. Поэтапно, шаг за шагом, понятно, доходчиво, с картинками, если надо, продвигайте тему того, как «Единая Россия» помогает в решении проблем, вставших перед страной, и проблем конкретных, обычных, а не специально подобранных людей. Хорошего в «Единой России» много, просто это надо красиво упаковать. Даешь «хьюмен стори»!