Все написанное ниже — бездоказательные факты, а значит выдумка. Узнавание кого-то или чего-то — сугубо результат личного жизненного опыта читателя.
Роман Романов
Все написанное ниже — бездоказательные факты, а значит выдумка. Узнавание кого-то или чего-то — сугубо результат личного жизненного опыта читателя.
Ах, какая пошлость — умирать, лежа в постели, от какой-нибудь долгой болезни, измучив близких и соседей затянувшимся прощанием со всеми сопутствующими кормлениями из ложечки, выносом уток и капризами все никак не умирающего. То ли дело смерть быстрая, яркая — такая, чтобы разговоров потом на месяц и отдельная строчка в биографии на все времена!
Примерно так размышлял глава города N, просматривая новости о себе в местной, городской и даже областной прессе. Платон Ефимович, а именно так звали всенародно избранного мэра славного, с богатой историей города, относился к той редкой породе людей, которые уже при жизни считали себя без всякого стеснения личностью незаурядной, знаменитой и даже, чего уж там стесняться, по-своему великой исторической. Его комната отдыха, что находилась аккурат за массивным начальственным столом в просторном кабинете, вся была увешена грамотами и благодарственными письмами, фотографиями хозяина в рамках, которые словно подчеркивали исторический масштаб и величие хозяина.
Проглядев публикации, в каждой из которых на главу города также смотрела его родная физиономия во всех ракурсах и трудовых эмоциях, Платон Ефимович откинулся всем своим начальственным телом на спинку кожаного дивана и снова задумался о смерти. Не сказать, что он чувствовал что-то этакое тревожное, или был уже стар, или неизлечимо болен, но очень ему хотелось новых ощущений. Тщеславие пресытилось лестью подчиненных, восторгами и завистью граждан. Хоть и нельзя было сказать о всенародной любви к мэру, но Платон Ефимович давно уже привык не замечать недовольных и списывать все на человеческую глупость и пошлость тех представителей общества, что периодически пытались его критиковать и ругать в интернете.
За два своих мэрских срока он давно победил политических врагов, позиции в области и в Москве казались незыблемыми, да и сама Москва уже маячила на горизонте сквозь призму депутатского кресла или значок сенатора. Но это все было уже скучно и лишено той радости, гордости и душевного удовольствия, как, например, на его первых выборах, или на второй инаугурации, или, скажем, после переезда в шикарный особняк в Сосновом Бору и покупки его первой, маленькой речной яхты.
«Я Платон Ефимович всего в этой жизни добился сам! Помнится, сидя у маменьки на руках я в полтора года отроду абсолютно самостоятельно расстегнул ее блузку, достал своими маленькими и слабыми ручонками тяжелую грудь и насосался материнского молока…» — именно так я начну свои мемуары, которые буду подписывать собственноручно во время аншлага на презентации, — думал после обеда разомлевший на диване градоначальник — «И все-таки, историческая личность не может умереть, как умирает простонародье!» Вот возьмет мои мемуары, например, пытливый студент, может быть, даже иностранный, желающий понять историческую личность их славного города N, а там в предисловии к новому изданию что? Умер от инфаркта…? После продолжительной болезни от нас ушел…? Последние годы жизни был парализован и диктовал воспоминания близким…? Нее-е-е-ет! Вот люди умирают красиво, на войне, например, совершая подвиг! Или спасая кого-то на пожаре! Или прямо во время выступления перед депутатами города с участием депутатов Государственной Думы и губернатора! Или вот после нападения подлых врагов народа, или из-за отравления иностранными шпионами! — Платон Ефимович представил себе текст из будущей книги серии «Жизнь замечательных людей»: «Масштаб исторической личности Платона Ефимовича, его способности стратегически мыслить подчеркивает его смерть, подобная смерти великого …» — Здесь мысль словно запнулась, а Платон Ефимович судорожно начал перебирать фамилии великих мыслителей, потом великих правителей, которые одновременно мыслители, потом мыслителей, правителей и писателей таких же многогранных, как он сам.
За этим занятием мэр города не заметил, как дверь его комнаты отворилась, кто-то вошел, и уже только на расстоянии вытянутой руки от своего блаженно разомлевшего послеобеденного лица мэр увидел нечто и с криком страшно испугавшегося человека невероятным образом подлетел и оказался прижавшимся спиной к стене с почетными грамотами стоя ногами на диване.
Художник — Денис Радионов
Онемев и прижав моментально вспотевшую ладонь к груди, Платон Ефимович рассматривал нечто похожее на старика с всклокоченной бородой в плаще до пят и с нечеловеческими горящими глазами. «Старик» тоже молчал и как рентгеновскими лучами смотрел сквозь градоначальника. Вдруг раскрыв свой безобразный, в клочьях бороды, рот, старик проворчал: «Было бы кого тут консультировать! Гоняют меня к таким уродам!»
— Я-а-а-а не урод, вообще то, — не своим голосом, промычал мэр в ответ. — Как вы сюда попали? Почему не доложили? Вы кто?
— Конь в пальто, — злобно прорычал старик. — Хароном меня зовут, паромщик для умерших! Слушаю тебя!
— К-к-к-каких умерших? Я ж-ж-ж-живой, меня не надо никуда перевозить, — сползая по стене и срывая своей широкой, давно заплывшей жиром спиной рамки с грамотами и фотографиями со стены, проблеяла историческая личность. — Что вам нужно?
— Велено показать тебе, кого перевозил, чтобы ты выбрал, — все также нетерпеливо и будто уже насмешливо, без всякого уважения к должности собеседника проворчал старик. — Но имей в виду, кого бы ты не выбрал из великих, твоя смерть должна хоть как-то соответствовать твоему характеру или привычкам! Совсем постороннюю смерть просить не положено! А я инструкции не нарушаю!
Сидящий на спинке дивана среди попадавших рамок и по-прежнему прижимая потные ладони к груди, Платон Ефимович вдруг понял, что все происходящее сейчас он нажелал себе сам и желание его исполняется! В то же время мэр города N впервые с момента испуга подумал о том, что это уникальный шанс и очередная удача, которая может выпасть не кому попало, а только исключительной, исторической личности, то есть ему. Эта мысль, несмотря на страх, наполнила душу градоначальника таким сладким, уже подзабытым чувством собственного величия, точно на второй его инаугурации после зачитывания со сцены поздравительной телеграммы от премьер-министра. Глава города подсобрался, взял себя в руки и, как бы прощупывая ситуацию точно на переговорах по созданию депутатских фракций в Городской Думе, произнес:
— То есть я могу выбрать кого угодно из великих людей человечества, но вы меня пока никуда не перевозите, та-а-ак, да?
— Та-а-ак, да, — словно подражая осторожному вопросу и пародируя интонацию мэра, ответил Харон. — Только с обоснованием из твоего личного характера или биографии! Скажи мне, в чем ты велик, и я помогу тебе выбрать Великого, и ваши смерти будут как две капли воды!
Мэр окончательно перестал бояться, приосанился и начал думать, поглядывая на рамки с фотографиями себя любимого на противоположной стене. Думать о себе было привычно и приятно, на лице Платона Ефимовича даже образовалось нечто похожее на улыбку, и нос невольно задрался вверх.
— Понимаете, уважаемый Харон! Вы из античного греческого мира, а меня не зря родители назвали Платоном! Может я умру, как кто-то из великих мыслителей античности, которых человечество помнит и читает уже полторы тысячи лет! А?
— А что ты сам написал? — спросил Старик, почесывая крючковатыми в узлах и коростах пальцами свою всклокоченную бороду.
Вопрос застал мэра врасплох.
— Э-э-э-… Ммм.. А! Я… Я был в нашем городском театре на встрече с труппой и сделал целый ряд очень правильных и точных замечаний по одной пьесе! После моей критики — режиссер мне сам рассказывал — сразу же были внесены изменения в постановке!
На лице Харона впервые проявилось что-то похожее на удивление. Он взмахнул рукой, и мэр увидел статного грека в длинной тунике:
— Отец трагедии, великий Эсхил, лично я обожаю его «Орестею»! Когда я перевозил его в царство мертвых, я остановил лодку посреди реки и заставил прочитать мне его трагедию! Слезы умиления выступили даже на моем лице!
— О, да! Я выберу этого величайшего грека! — воскликнул Платон Ефимович, мысленно уже читая предисловие к серии «Жизнь замечательных людей» и посмертному переизданию его мемуаров. Как умер этот великий муж?
— Орел нес пойманную черепаху и увидел внизу лысину Эсхила, подумал, что это камень и вот, чтобы разбить черепаший панцирь и склевать нежное мясо, скинул ее прямо на голову. От удара Эсхил мгновенно умер!
— Ммммм, а можно другого великого грека? — вдруг передумал градоначальник, представляя себя в гробу с разбитым черепахой черепом. — Может философ какой… Вот одно мое интервью назвали самым философским интервью политика!
— Про что там? — сразу переспросил Харон.
— Ну, я сказал тогда перед третьими своими выборами, что не держусь за свое место, привилегии, зарплату мэра, что не надо переживать о том, что зависит не от тебя, а от народа!
— Хм, да ты стоик, человек! Признаться, стоицизм и мне симпатичен, погоди, дай вспомнить… — Харон задрал голову в потолок. — Точно! Хрисипп! Великий Хрисипп для тебя подходит!
— Не слышал, но звучит прекрасно! — воскликнул увлеченный процессом Платон Ефимович и с осторожностью добавил: — А как он умер?
— Осел, осел съел его смокву, и Хрисипп попросил для него вина, чтобы осел промочил горло, от этой прекрасной шутки он так хохотал, что тут же и умер от смеха!
— Нет, нет, нет! Пойми Харон, я все-таки политик, это как на войне всю жизнь, вокруг заговоры, предательство, а выборы как постоянная война… — Понимаешь? В этом-то я без всякого преувеличения — прекрасный профессионал!
— Да? Хм, есть! Есть у меня для тебя Великий Митридат Евпатор! Вечный Рим неделю праздновал его смерть, сам Цицерон славил смерть этого правителя! 40 лет он сражался с Римскими легионами! Пантикопей был при нем чуть не столицей всего мира! Его родной сын Фарнак предал отца и поднял мятеж! Митридат был настолько мудр, что обезопасил себя от врагов тем, что с юности приучил свое тело к ядам, и никто не мог его отравить!
— А он как умер? — настороженно спросил очарованный величием Понтийского царя Платон Ефимович.
— Оставшись один, он снял со своего пояса страшный яд, и чтобы не попасть в руки врагов, дал дочерям и сам выпил яду. Дочки тотчас упали замертво, а он даже не потерял сознание и тогда…
— Нет, нет, не надо Митридата, хоть даже и Цицерон про него говорил… Не надо! Вообще-то политикой не только в античности занимались, в истории масса других замечательных правителей! Король, какой, или там император…
— Хорошо, неблагодарный! Возьми тогда Карла Второго Наварру по прозвищу Злой! Вот воистину был великий политик! А как умер! Как умер в 1378 году в своем замке Сан — Педро! Служанка обернула его, простудившегося короля, с ног до головы в холстину пропитанную бренди.. Ты любишь бренди, кстати? Вот! И нечаянно, отрывая нитку и держа в руках свечку подожгла холст. Пропитанный бренди холст вспыхнул, и Карл Наварра мгновенно сгорел заживо!
— Не-ет! Нельзя ли что-то поспокойнее и величественнее! — выходя из себя закричал на Харона мэр города N.
— Какой вопрос! Я вот вижу, что ты большой гурман в еде! — нисколько не смущаясь, продолжал Харон. — А пробовал ли ты великолепный шведский десерт «семла»? О-о-о, это божественные булочки! Я их пробовал, когда переправлял на тот свет славного скандинавского короля Адольфа Фредерика, который умер, съев после обеда сразу четырнадцать булочек «семла»!
Разговор мэра с Хароном тянулся и тянулся, а решения все не было. Платон Ефимович вспоминал и вспоминал свои замечательные качества и особенности характера, но никак не мог выбрать, на кого из великих ему походить в своей смерти. Вспомнили императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссу — Рыжая Борода, но он во время Крестового похода просто упал с коня в ручей и утонул из-за тяжелых доспехов, что совершенно не устраивало мэра. Отказался он от умницы Хамаюна, падишаха Империи Великих Моголов, потому что тот поскользнулся в своей библиотеке со стопкой книг и разбился насмерть. В этой смерти Платону Ефимовичу не понравился намек на его ненаписанные пока мемуары. На Мартина Первого, короля Арагона, упал собственный шут, и мэр с негодованием вспомнил о своем заместителе, а на смерть Карла Восьмого, который проходя через дверь, ударился головой об косяк и умер, Платон Ефимович даже обвинил Харона в коварстве.
Конца разговору не было видно, как вдруг раздался грохот, и мэр города открыл глаза. Он лежал на полу в собственной комнате отдыха, свалившись во сне с дивана. «Бред какой! Приснится же!» — подумал глава города, как вдруг увидел разбросанные рамки с благодарственными письмами и фотографиями. Что-то странно заскребло на душе Платона Ефимовича. Он встал, вышел из своей комнаты и набрал в поисковике рабочего компьютера «смерть Эсхила» …
К вечеру в психиатрической лечебнице раздался звонок из мэрии. А еще через полгода, в ее стенах скончался знаменитый на весь город N пациент.
— Да как вы смеете сажать за решетку общественно-полезный элемент! Да что ж, я управу на вас не найду? Ежели в погонах, значит все можно, штоле? Отмыкай свою решетку, кому говорю!!! — Кричал с красным и перекошенным лицом пенсионер Никодим Никифорович Пономарь сквозь решетку приемного отделения полиции в микрорайоне, в котором сам и проживал чуть не с рождения.
Микрорайон Пономаря состоял наполовину из частного сектора, сущность которого, в свою очередь, составляли красивые коттеджи среднего класса и древние засыпушки вперемешку с избушками люмпенов, мигрантов и пенсионеров. Сам Никодим Никифорович тоже состоял словно из двух частей — огромного пуза в тельняшке, которое не могла прикрыть старая, видавшая виды фуфайка увенчанная, как уже было сказано, красными небритыми щеками и клетчатой кепкой, из-под которой прямо на обозначенные щеки свисали кудри грязных наполовину седых волос. Вторая, нижняя часть тела, а именно ноги в трико и старых галошах были невыразительны совершенно и, в отличие от пуза в тельняшке, в глаза не бросались.
— Прекра-ти-те шуметь, уважаемый! — не поворачивая головы, лениво откликнулся молодой дежурный полицейский. — Зачем лопатой на участкового замахивался? Штыковой, между прочим! Вот впаяем тебе уголовку за покушение на сотрудника при исполнении, и кричи себе сколько хочешь!
— И не на участкового, и не замахивался! Я на мусор своей личной штыковой лопатой замахивался, выгребал его из своего, промежду прочим, личного тракторочка, свой личный мусор! Бабку мою спросите, коли не верите! — ухватившись за ниточку разговора, живо и громко отвечал задержанный, протискивая свои небритые щеки и нос между железными прутьями так, что кепка сдвинулась на затылок. — А он на меня как накинется из темноты, будто я вор какой или грабитель! Это его же, участкового ентова надо в каталажку запихать, чтобы не пугал честных граждан!
— А му-у-усор, уважаемый, вы куда вываливали? А-а-а? — все также лениво и не поворачивая головы к задержанному, спросил скучающий дежурный.
— Куда, куда, ясный пень, на угол Первомайской и Вознесенского, там же обрыв как раз к реке, очень примечательное место и близко от дому! — совершенно невозмутимо, даже с некоторым удивлением от вопроса, ответил Никодим Никифорович. — Что ж мне его в собственном огороде закапывать штоле!
— Мда-а-а-а-а... — слегка качнув головой от наглости задержанного, протянул дежурный. — А еще говорят, советское образованное поколение! А еще говорят, молодежь не та-а-а, власть во всем винова-а-ата, тьфу, дать бы тебе дубинкой по мягкому месту да заставить за собой убирать! Оформлять теперь тебя тут. Темный народ.
— А чего это я темный народ? — еще больше удивился Никодим, еще больше протискивая щеки между прутьями решетки в сторону дежурного. — Да говорю же тебе, я по-лез-но-е дело делаю, не покладая рук! На пользу общества! Имею благодарности от больших людей, а многие другие хорошие люди так и даже спасибо не знают, кому сказать! Ужо, погоди, приедет депутат с нашего району, он тебя вразумит, кто тут необразованный!
— Чего-о-о-о? — удивленно, хотя все также лениво, протянул дежурный, впервые поворачивая голову в сторону Никодима Никифоровича. — Какое полезное дело? Какой депутат? Чего несешь-то? Я тебе сейчас такое спасибо выпишу, морда наглая!
Никодим впервые отлепился от решетки и потер довольно руки! Сцена была что надо: довольный задержанный, как старый ястреб перед последней решающей атакой и возмущенный полицейский, надо сказать, всегда выносящий мусор в бак и даже убирающийся за собой после семейного пикника с детьми и тещей, за что последняя всегда называла его не иначе как «зятек — чистюлечка» — уставились друг на друга. Так вот, Никодим Никифорович, в своей стойке, потирая руки и наклонив голову в сторону дежурного, похожий на ястреба перед атакой, и дежурный, похожий на разбуженного от спячки медведя, которому вот-вот станет плевать на все условности, и он в праведном возмущении стукнет наглого мусорщика хорошенько промеж глаз. И как только полицейский окончательно встал и сделал шаг в сторону задержанного «ястреба», ему на встречу раздался вопрос:
— А ты, товарищ милиционер, «ВКонтакте» или в «Одноклассниках»? — вдруг, ну вот совершенно неожиданно спросил задержанный — Сам, вот сам лично, ты «ВКонтакте» или в «Одноклассниках»?
— В «Однокласниках»… — замерев и растерявшись, словно от хорошего резкого встречного удара, поплыл дежурный. — При чем тут это?
— Причем, причем! Глянь-ка, глянь-ка, в ентом чертовом «поиске» хаштэгу «жесть на Первомайской»…. Э, не-не-не! С начала, в позапрошлом гОде смотри! — протискивая снова щеки сквозь прутья и пытаясь заглянуть в смартфон полицейского, поправил Никодим Никифорович!
Дальше два, как оказалось таких разных, но одинаково уважающих социальные сети товарища, несмотря на решетку между ними, быстро извлекли всю историю.
Художник — Денис Радионов
Изначально был пост с фотографией, сделанной на перекрестке Первомайской и Вознесенского, где на фоне кучи мусора висел плакат с надписью: «Как на счет беречь Природу — Мать твою!». Под фотографией — несколько десятков лайков, несколько десятков перепостов и куча комментариев. Затем, буквально, через три дня тот же пользователь, окрыленный славой, выкладывает фотографию, сделанную из реки, где видны ягодицы и спины загорающих на узкой полоске пляжа на фоне заваленного мусором обрывистого берега. Причем, с тем же резонансом. Затем создается группа, где уже десятки подобных постов и фотографий с самыми причудливыми и оригинальными вывесками на мусорных кучах со всех концов города и даже районов. «Вот ты, представь, командир, сколько людей даже не знают, кому спасибо сказать за свою славу в ентом Тырнете!» — важно комментировал Никодим Никифорович экспресс — расследование. — «Мы ж даже без всяческого спасибо работаем, получается! Альт — альт — альтру-и-сты, обчественные экологи мы, волантеры, вона как выходит! Листай, листай дальше!»
Дальше шли фотографии субботника, где молодые люди небрежно-модного вида селфились на фоне мусора с граблями, и фотографировались с ним, Никодимом Никифоровичем Пономарем, который «робяткам» принес личный инвентарь и старые ручные носилки. Под постами было много нелециприятных слов в адрес властей всех уровней и самых нежных чувств к местному аборигену, аккаунт которого в кепке, фуфайке и с папироской, стал чуть не самым популярным в сообществе. Дальше пошли объявления о создании каких-то движений и организаций, про акции и про «отстоим город в войне с несанкционированными свалками!» Затем сканы каких-то документов из мэрии и областной Думы, затем фотографии самого мэра с толпой ухоженных женщин в рабочей одежде и с граблями. Лайков было уже меньше, зато на фотографиях мелькали съемочные группы с видеокамерами, красивые одинаковые жилетки и даже аппаратура музыкального сопровождения субботников.
Затем на месте бывшей кучи мусора стоял солидный депутат, показывая значок депутата прямо в объектив с подписью: «Я выбрал борьбу с мусором — вы выбрали меня!».
Затем, следующей весной, сообщество снова оживилось. Посыпались лайки и комментарии, фотожабы и новые креативные вывески по всей мусорной географии области. Оказалось, что на всех героически убранных местах свалок вдруг свалки появились опять. И снова в смартфоне полицейского разворачивалась захватывающая история, но народу, вернее пользователей, в нее было вовлечено куда больше! Наверное, потому, что многим активным гражданам не давала покоя слава и успех прошлогодних активистов. К прошлогодним сюжетам прибавились фотографии дома коттеджа депутата, который прилюдно обещал всегда следить за несанкционированными свалками, плюс множество реплик, порочащих честь и достоинство власть имущих со стороны оппозиционных партий. Теперь субботники были перехвачены и проходили под красными флагами, а на одной из фотографий стоял крупным планом все такой же небритый Никодим Никифорович со слезами в глазах в тот момент, когда прямо на фоне свалки, с охапкой собственных граблей и лопат, ему торжественно повязывали пионерский галстук. Затем снова был мэр, но уже за рулем бульдозера, сканы документов и опять какие-то предвыборные плакаты…
— Много там еще? — спросил дежурный у задержанного, отрывая взгляд от смартфона.
— У-у-у-у! — закачал головой Никодим.
— Ясно… — растерянно произнес дежурный.
— Выпускай меня, сынок! Не ровен час даже сам депутат может за мной приехать, или демонстрация какая здесь под окнами! Бабка-то, наверняка, в тырнете уже про мою трагическую поимку написала! — устало и самодовольно сказал Никодим Никифорович. — Вишь, сколько я людям добра делаю, бесплатно! Без единого спасибочки, всего-то и вся выгода, что за вывоз мусора не плачу, ну так там же сущие копейки! А ты говоришь «темнота»! Эхе-хей, молодежь, учить вас не переучить, эхе-хей…
Полицейский задумался, молча сел на место, подпер лоб кулаком, посидел с минуту, встал и подошел к решетке.
— Попался Никодим, так и хрен с ним. Сейчас я сделаю отдельные скриншоты, дед, с твоих «Одноклассников», приложу фотографии с места происшествия сегодня, и отправим мы твои материалы в Отдел «Э» на проверку на предмет экстремизма и разжигания социальной розни…
Поздно вечером Никодима Никифоровича выпустили из отделения. Надо сказать, что никто к нему на выручку так и не приехал, демонстраций в его защиту не устраивал, от чего он обиделся на весь мир. Написал об этой обиде в соцсетях, где пенсионер публично пообещал никогда — никогда больше, не давать свои личные грабли и лопаты организаторам субботников на углу Первомайской и Вознесенского.