Андрей Савельев
«Дорогие друзья!
Как я люблю жизнь! Она для меня – это все. Несмотря на свои трудности, которые я испытываю в сегодняшнее нелегкое для меня время. Видно, Богу так угодно. Я радуюсь каждому дню, каждому вечеру, утру, каждому цветочку, летнему, осеннему и зимнему сезону.
Ведь Бог нам подарил эту жизнь! И вот я стою на мосту: с одной стороны берег – Россия, с другой – Украина. А мы ведь народ единый. И жить должны мы в единстве. И мостик, как этот на фото, нас должен всегда навеки соединять. И с той и с другой стороны жизнь. И вокруг нас красота. Вот что нас должно объединять – любовь, природа, человеческие узы, мир и мост жизни наших народов».
Это один из последних постов нашего однопартийца Алексея Журавко, погибшего при ракетном обстреле гостиницы в Херсоне. Инвалида детства с одной рабочей рукой, детдомовца, миллионера, мецената, бывшего депутата Верховной Рады Украины и несгибаемого борца с киевским режимом...
Удар со стороны Украины был нанесен РСЗО HIMARS 25 сентября в 5:30 утра по гостинице, где жил Алексей Валерьевич. В том, что били специально по нему, сомнений нет. Его помощник мне рассказал, как это произошло. За полчаса до прилета видели автомобиль, который на несколько минут останавливался у здания. Вероятно, это был корректировщик, который проверял установку маячка. Первую ракету сбила наша ПВО, а вторая попала точно в крыло гостиницы, где жили Алексей с охранником.
Алексей приехал в свой родной Херсон из Крыма в связи с объявлением референдума. Он ждал восемь лет этого дня, когда его родной край вновь окажется свободным от нацизма и он туда сможет вернуться. Он ехал сказать «да» русскому Херсону, поддержать земляков и взглянуть в глаза своим врагам, которые не пожалели на инвалида целого «Хаймарса».
В «Единую Россию» Алексей Журавко вступил недавно, когда получил российский паспорт. После его гибели Анна Кузнецова, в чьей команде он работал, написала о нем так:
«Вчера он проголосовал за присоединение к России. Он сделал то, за что боролся все эти годы! Алексей детдомовский, со всей своей неспокойностью, бунтарством, энергией он боролся за свою любимую Херсонщину. Невероятно деятельный и сильный. Хлебнувший и повидавший столько, что никому не пожелаешь. Низкие террористы, преступники, нелюди. Но он добился своего и оказался сильнее их. Теперь долг всех нас, кто остался, доделать начатое, и мы сделаем, Алексей, ведь нас теперь стало еще больше!
Царствие Небесное рабу Божьему Алексию. Помяните, друзья».
Мы с ним дружили с 2015 года, когда оба оказались в России, вынужденно покинув свою малую родину. Он никогда не был один. С ним рядом находились друзья, помощники, которые возили его на деловые встречи, помогали вести блоги. Его энергичность и деятельность задавали тон всему его окружению – никто не сидел без дела.
Когда я впервые его увидел, то, что сразу меня удивило, – это количество техники на квадратный метр. Алексей Валерьевич с собой носил по 5-6 смартфонов с разными симками, целый моток проводов к ним, зарядные хабы, интернет-модемы, Bluetooth-наушники и еще много чего. Первое впечатление, что он только что «обчистил» магазин связи. Но потом мне стало понятно, что ему так легче работать: на одном смартфоне у него украинская симка для связи с Херсоном, на другом – симка для регистрации аккаунтов в соцсетях и почте, наушники нужны для удобства общения одной рукой.
Но самым впечатляющим в этом человеке всегда был его позитивный настрой во всем. Я ни разу его не видел в унынии. Неважно, если у него в очередной раз заблокировали YouTube-канал, где он успел опубликовать сотни видео и нарастить несколько десятков тысяч подписчиков, или ему предстояла сложная операция из-за проблем со здоровьем, в любое время он был в отличном настроении и заряжал своей жизнерадостностью других.
Алексей Валерьевич активно вел свои блоги, рассказывая людям правду о жизни в Херсоне и преступлениях киевского режима. Но так как у него была I группа инвалидности – полноценно работала только правая рука, – ему нужна была помощь в том числе и в написании постов, ведении соцсетей, съемке видеосюжетов. Поэтому зачастую его пламенные, пронизанные болью за родную землю тексты мы рождали вместе: он диктовал, а я писал.
Теперь диктовать некому.
Но за несколько дней до гибели Алексей Валерьевич в телефонном разговоре со мной как-то обмолвился: «Если я умру, напиши обо мне». Уверен, он понимал, что является значимой целью для врага. А до этого я ему все обещал, что сделаю с ним интервью в «Парте» и напишу о нем книгу. Он работал вместе с председателем комиссии Генсовета ЕР по защите материнства, детства и поддержке семьи, главой партийного Штаба по гуманитарному сотрудничеству с ЛНР, ДНР и освобожденными территориями, вице-спикером Госдумы РФ Анной Кузнецовой и хотел поделиться с партийцами видением будущего родного Херсона.
Однако и без обещания я бы написал об Алексее. Ведь человека с более невероятной судьбой я в своей жизни пока не встречал.
Алексей Валерьевич родился с серьезными патологиями конечностей: без двух ног и левой руки. Родителям предложили отказаться от ребенка и направили его в специализированный детский дом. Там он рос и воспитывался в условиях суровой детдомовской школы, которая или выводит в люди, или ломает. Но благодаря стальному характеру, воле к жизни и чутким преподавателям он на своей колясочке добился в жизни больше, чем многие с двумя руками и ногами.
– В детских домах сознательный возраст, как правило, приходит достаточно быстро. Ребенка у нас готовили к самостоятельной жизни, можно сказать, с пеленок. Такова необходимость, ведь жизнь инвалида всегда была трудной и суровой. И, хотя это был детдом закрытого типа, у нас там было подсобное хозяйство, свои учителя, классы, кинозал. Нас обучали всему необходимому для жизни и обслуживания себя: самостоятельно стирать, готовить еду, купаться и т. д. Обучение было настолько эффективным и правильным, что в семь лет я уже умел выращивать цыплят, уточек, курочек, ходить на свинарник, к лошадям. Это были наши забавы, – делился Алексей воспоминаниями о детском доме в одном из неопубликованных интервью, которые я брал у него для будущей книги.
– Вы уже тогда ездили на инвалидной коляске?
– Да, у меня была маленькая колясочка. Мы тогда мастерили их себе сами из подручных материалов на уроках труда. Каждый мог сделать то, что хотел и что отвечало его потребностям и запросам.
– Вы знали вообще, что у вас есть родители? Было понимание, что такое мама?
– У нас в детском доме мамой и папой были учитель и нянечка. Понимания, кто такие мать и отец, не было где-то до десяти лет. Воспитанники учились по программе серьезной школы-восьмилетки. Я очень уважал своих учителей и воспитателей. Среди них было много ветеранов Великой Отечественной войны, а также инвалидов. Математик Иван Александрович Тельный был моим самым любимым учителем. Он воспитывал нас строго, но в то же время учил жить ярко, стремительно и с пониманием, что такое жизнь. Любить ее и наслаждаться ею.
Возможно, покажется странным, но в детском доме нас учили даже стрелять из автомата, боевого ружья, метать «лимонки», плавать, убегать. Для этого за нами приезжал политрук и возил на полигон.
Нам в детском доме объясняли, что мы живем как на войне.
И если мы сегодня не научимся готовить борщ, яичницу, ухаживать друг за другом и помогать, то в жизни останемся никому не нужными. Поэтому у нас были занятия и кружки, которые пригодились бы нам в дальнейшем: часовые, автомобильные, сапожные. У кого не было ног, а были руки, те занимались часовым или сапожным делом. У кого одна рука, но две ноги – тех учили художествам, фотоделу. Кто не хотел учиться, но мог более-менее передвигаться на своих ногах, например, эпилептики, они занимались хозяйством. Выращивали курочек, свиней, работали на огороде и т. д.
На территории детдома были разные мастерские. Я посещал сначала сапожный кружок, потом полюбил что-то выпиливать в столярной мастерской. По мере взросления задачи усложнялись. Нам в мастерскую привозили поршневые двигатели военных машин. Мы их чистили, обрабатывали, а потом учились разбирать и собирать. Нас также учили водить автомобиль. Сначала на «москвиче», потом на «газоне». Водил я стоя: жал ногой на педали (после нескольких операций в детстве врачи смогли сформировать культю, похожую на ногу; таким образом у Алексея Валерьевича была возможность нажимать на педаль – прим. А. С.), а спиной опирался на сидушку и полулежа руководил машиной.
Не дождавшись выпускного, из детдома 15-летний Алексей Журавко отправился на коляске во взрослую жизнь. Однако не с пустыми руками.
Еще в шесть лет маленький Леша начал сдавать бутылки и клеить картонные коробки:
«Понимание, что такое деньги, у меня появилось, когда в трудовой класс привезли клеить коробки для кукурузных палочек. Как сейчас помню: клеили наружную и внутреннюю упаковку с зайчиком. Тогда одна склеенная коробка стоила копейку, а внутренняя – полкопейки. Мне было шесть лет, я там был самым маленьким. Мы баловались, но пришел Иван Александрович и говорит: "Детвора, пойдемте посмотрим, как старшие клеят коробки!" Он начал объяснять, что за эту работу на специальные книжки кладут денежки, чтобы при выходе из детского дома их можно было получить. После этого я так приловчился клеить эти коробки, что и ночью клеил, и утром в свободное время.
Нашим преподавателем и воспитателем была прекрасная женщина Ольга Васильевна. Она говорит: "Давай я открою сберкнижку, ты подрастешь, а я буду складывать тебе денежку". Я норму сделаю в сто коробок, она и отложит. А потом, когда я первые десять рублей насобирал, мы пошли в город. Там игрушки были всякие, велосипедики, и я показывал, чего хочу. Много чего купил. Все деньги потратили, приехали с игрушками, а на второй день я их все раздал.
Разговорились с ней как-то, и я сказал, что мечтаю машину купить. Тогда я по-серьезному начал собирать себе на машину. А потом, когда я стал бутылки собирать и сдавать на комбинат, она и начала задавать вопрос, откуда я деньги беру. Я понимал, что на коробках я зарабатываю одну копейку, а там 50 или 20. Потом, повзрослев, я сообразил, что в праздники можно собрать бутылок гораздо больше. В лес убегал на своей тачке и собирал бутылки, привозил в детский дом, мыл возле котельной и сдавал. Потом большие бутыли начал собирать, они еще дороже стоили, но с ними было тяжелее, я часто их бил.
А чуть позже создал артель. Договаривались, что 60% мне, а 40% тем, кто со мной. Я знал места, где много бутылок, и как не нарваться на пьяных в лесу, договаривался о своих ребятах с воспитателями. Брал десять человек, и мы обрабатывали территорию по бутылкам. Мне было примерно восемь лет. Так же создал артель для обработки теплицы, продажи цыплят. Тут делил 50 на 50, так как труд совсем другой».
В итоге 15-летний парень ушел из детдома с двенадцатью с половиной тысячами рублей (притом что средняя зарплата у людей тогда была 150–200 рублей). Однако он знал, что если сразу их начнет тратить, то быстро привлечет к себе внимание и может легко лишиться всего. Первое время Алексей жил под лестницей в одном из общежитий, продолжал сдавать бутылки и работал дворником. Позже снял комнату.
«Собирал деньги на учебу. Со сберкнижки я не тратил ни копейки. Пытался выживать из того, что заработал, и еще что-то откладывал. Пока лето, надо было поступить в автошколу, а я инвалид I группы – мне нельзя. Пришел тогда я в поликлинику к своему знакомому врачу Юрию Николаевичу Карпухину – он для меня как отец был. Объяснил ему ситуацию, и он решил мне правдами-неправдами сделать II группу (тот случай, когда человек не пытается получить липовую инвалидность, а, наоборот, ищет возможность ее скрыть – прим. А. С.). Тогда я поступил в автомобильную школу в Херсоне, где учился ездить на "инвалидке" СМЗ. После окончания школы я получил права, но ездить на ней не смог. Решив не дожидаться "инвалидки" от государства, я купил себе "запорожец" за 3,5 тысячи рублей. Тогда я начал тратить свои сбережения. А Ольга Васильевна, у которой я брал свои деньги, была сильно удивлена и недоумевала, как я буду водить машину без ног».
Собрав средства на учебу, Алексей поступил на заочное обучение в луганское ПТУ на обувщика-закройщика.
Вспоминал: «В луганском училище я учился неплохо. Без проблем сдал экстерном все предметы за два года. Студенческая жизнь там была веселая, бурная. Если сравнивать детский дом и ПТУ, то разница огромная – было больше свободы».
На самом деле студенческая жизнь была не такой свободной и беззаботной, как у нынешних студентов. Алексей с одногруппниками шили туфли, пальто и ехали продавать на рынок. Его юность пришлась как раз на перестройку и развал Союза, когда без «крыши братвы» ничего не решалось, а особо дерзких убивали прямо на улице. Но и тогда Алексей себя проявил как сильный лидер и смог постоять за себя и свое дело.
«Принес я как-то двенадцать пар хороших женских сапог, туфли каблучные и летние туфли с подмостком таким интересным. Они хорошо тогда у нас стоили – по семь тысяч за пару. Приехал я, а мне говорят, что взамен я должен отдать туфли и сапоги как плату – тогда могу торговать. Я им отвечаю:
– Ребят, ничего платить не буду, идите лесом.
У соседнего продавца как раз молоток и топор лежали на прилавке. Я взял этот топор и весь свой товар порубал:
– Больше я здесь торговать не буду!
Они стоят, такие ошарашенные:
– А на хрена это все рубать было?
– Заберите на фиг!
После этого они, наверное, поняли, что я амбициозный парень и лучше меня не трогать.
На четвертый день мы сделали еще обувь, я приехал как ни в чем не бывало и торговал снова. Ко мне больше никто не подходил. Потом, когда мы начали возить по 30–40 пар, я тогда к своим ребятам пришел и сказал: "Это уже серьезные вещи, мы выходим на выручку под 500–700 долларов, с этим шутить не надо. Давайте договариваться, потому что одно дело, когда человек продает две-три пары, а другое дело, когда такая партия. Чтобы меня никто не трогал, лучше договориться"».
После учебы в луганском училище Алексей вернулся в родной Херсон и устроился работать на ХЦБК (Херсонский целлюлозно-бумажный комбинат):
«Однажды у меня сломался "запорожец", и надо было ехать за запчастями. На улице зима: очень много снега, морозы –18…–20 градусов. А пришлось идти пешком. Тут ко мне подъезжает белая представительская "Волга", водитель останавливается, а сзади, как мне сначала показалось, дедушка какой-то сидит.
Это оказался Семен Семенович Вайханский – председатель правления нашего ХЦБК, партком. Он предложил меня подвезти. Я сел в машину, а он меня спрашивает:
– Сынок, ты куда едешь?
– За запчастями, – отвечаю я.
– И некому подвезти?
– А кому? Вот как с детского дома вышел, так и все. Поступил недавно в институт, хочу дальше работать и развиваться.
Внимательно меня выслушав, он пригласил меня на ХЦБК. Там еще военизированная охрана не хотела сначала меня пускать, досматривали, но Семен Семенович сказал, что я с ним. Он поднялся к себе в кабинет, а перед этим сказал дяде Мише (так звали водителя), чтобы он меня отвез сначала за запчастями и потом к нему. Ну, я все купил необходимое; дядя Миша еще удивлялся, как это я знаю все.
Когда мы шли по ступенькам наверх в приемную, мне пытались помочь, но я поднялся сам. Зашли к Вайханскому, он меня и спрашивает, чем я хочу заниматься.
Ответил, что хочу заработать на жизнь, поэтому готов выполнять любую работу.
Он спросил, пойду ли в снабжение на подработку. Я и согласился.
Буквально за два месяца я понял все нюансы своей работы: какие таблицы заполнять, что и как передавать, куда отгружать, загружать, принцип технологии. И буквально через два месяца начальство заметило, что я справляюсь, и меня повысили, дали отдел – 25 человек. Зарплата была отличная, 450 рублей. Я отпрашивался, только когда мне надо было экзамены сдавать. Так и работал, пока не развалился завод».
90-е для многих стали испытанием на прочность. Но детдомовская школа воспитала в Алексее те качества, которые помогли ему остаться человеком чести и при этом стать одним из богатейших людей Херсона.
О тех годах он рассказывал:
«Вначале я в Польшу на "запорожце" возил лобзики, пилочки, чугун и продавал их в Европу. Тут покупал, а туда возил продавать. Потом я понял, что этот бизнес для меня уже маленький, и начал думать более глобально. Тогда я приехал в Цюрупинск (город в Херсонской области – прим. А. С.), где решил гонять машины из Германии. Познакомился для этого с авторитетными дядьками Бушей Александром и Лосевым Юрой. Первой купил "шарлотту", потом бэушную "ауди" и успешно их продал. Все было легально. Покупал 3-4 машины, находил перевозчиков для перегона. С одной машины поднимал примерно тысячу долларов. В этих же машинах возил чупа-чупсы и шоколадки в Цюрупинск.
Потом решил поставить киоск для этих всех шоколадок. Вот тогда у меня бизнес пошел. Открыл на Жилпоселке десять киосков, на речпорту несколько, в центре четыре киоска, в конце аметистовской общаги несколько. Тогда, в 1993–1994 годах, и началась моя бурная деятельность. Я стал самым богатым человеком в Цюрупинске».
Один из забавных, если его так можно назвать, случаев произошел с Алексеем, когда он перегонял машину из Германии в Херсон на продажу. Тогда орудовала польская мафия, и безопасно проехать с товаром было практически невозможно.
«Поступил заказ на БМВ. И в тот момент, когда я гнал этот БМВ из Германии, мне нужно было купить очень много марок, потому что начиналась инфляция. Экономика рушилась, и никто не понимал, что к чему. А я взял кредит у знакомого банкира как раз, около пятнадцати тысяч долларов. Вот и хотел купить марок на эти деньги. Тут и заказ подвернулся на машину. Естественно, я наличку распихал по машине, никому ничего не говоря.
Выехал из Германии через таможню в Польшу. И тут за нами погоня: бандиты! До поста ГАИ еще километров 25, а тут уже догоняют и из ружья стреляют. Думаю так: если остановлюсь – все, труба. И вдруг увидел кювет пологий, ну и пришло в голову перевернуть машину. Один раз попытался – не получилось, съехал. А на второй раз угол поменял – и р-раз, вывернуло, и машина на крышу перевернулась, окна все полопались.
Я заглушил двигатель и стал вылезать. Они поняли, что добыча потеряна. Один спрашивает:
– Что-то везешь?
– Пустой, – говорю.
А когда они увидели, что из машины вылезло полчеловека, один взялся за голову и говорит: "На фиг мы этого инвалида трогаем?" И уехали.
Потом ребята мои, которые ехали впереди, вернулись, увидели это все. Телефонов тогда еще не было. Я вылез на своей тачке на дорогу, помогли поднять машину. Хорошо, что деньги не вывалились. Они были и в багажнике, и под задним сидением. Я окна замотал пленкой и на этой раздавленной машине доехал до Цюрупинска».
Эта поездка для Алексея стала судьбоносной, потому что, когда он вернулся в Херсон и поменял марки, случилась инфляция. И те деньги, которые он взял в банке и обменял на марки, сделали его долларовым миллионером.
Позже Алексей выкупил старую швейную фабрику и хлебозавод. В то время, когда все предприятия разваливались, а сотрудники оставались на улице, он смог наладить производство и создать тысячи рабочих мест, в первую очередь для инвалидов.
Не забывал он и о своем детском доме:
«После выхода из детдома я продолжал со всеми воспитателями, нянечками, учителями и детьми тесно общаться. Приезжал на каждый выпускной, подарки дарил детям.
Все радовались и гордились мной, что у меня получалось, что я своей цели достигал. Давали всегда добрые советы, никто не злопыхал.
Потом уже приезжал в детский дом на джипе. Когда мне было 27 лет, у меня был "Форд-Эксплорер" с личным водителем и охраной. Меня тогда объявили спонсором детского дома. Я новую площадку купил, оплатил постройку нового корпуса».
Алексей также не забыл своих родителей. После того как они его оставили в детдоме, он их видел всего несколько раз. Но когда он стал успешно заниматься бизнесом, то взял их полностью на свое обеспечение. У него также была семья: в Херсоне он познакомился с симпатичной девушкой, которая родила ему дочь.
Масштаб личности Алексея Журавко, казалось, никак не мог вместиться в инвалида на маленькой черной колясочке. Его максимализм, рвение к грандиозным поступкам, бурная деятельность всей его жизни и желание помогать ближним всегда давали свой результат.
Двухтысячные Алексей встретил уже в Киеве как успешный предприниматель, учредитель содружества инициативных трудоспособных инвалидов, а впоследствии был избран депутатом Верховной Рады Украины V–VI созывов.
Умение добиваться всего собственным трудом и настойчивостью помогло человеку без обеих ног и руки побывать в десятках стран мира, стать миллионером и меценатом, а также депутатом парламента, представляющим интересы инвалидов Украины.
На момент госпереворота на Украине в 2014 году Алексей Журавко был депутатом от «Партии регионов» и занимал должность уполномоченного по правам инвалидов.
Не смирившись с преступным захватом власти и русофобским киевским режимом, Алексей Валерьевич оставил весь свой бизнес и уехал в Россию. Все восемь лет он жил надеждой вернуться к себе на родину, где его объявили «сепаратистом» и «пособником терроризма». Он не только надеялся, но и делал все для этого, что было в его силах. Вел соцсети, где обличал украинскую власть, ездил с гуманитарной миссией в Донецк, посещал передовые позиции бойцов под обстрелами и никогда не боялся говорить правду.
Он все эти годы боролся на информационном фронте.
Украинские СМИ постоянно писали про него гадости, всячески его очерняли, смеялись над его инвалидностью. За все восемь лет публичной жизни Алексея Валерьевича его аккаунты неоднократно блокировали с подачи киевских троллей в YouTube, Facebook, Instagram. Но он никогда не опускал руки. Он создавал новые аккаунты и терпеливо заново набирал подписчиков. На издевательства и глумление он отвечал несгибаемостью духа и трудолюбием.
Он стал гражданином России, ее героем – он погиб за Россию.
Алексей постоянно публиковал уникальные факты о преступлениях ВСУ и СБУ. Часто получал от своих друзей в Херсоне секретные документы и выводил преступный киевский режим на чистую воду. Он победил их словом.
За это они его и убили. Испугались инвалида на маленькой черной коляске.
Главой ДНР Денисом Пушилиным Алексей Журавко был награжден медалью «За отвагу».