На переломе

На переломе

То, что происходит сегодня на Украине, это не просто спецоперация по денацификации и демилитаризации территории бывшей советской республики. Политические и социальные процессы, которые вызваны операцией, выходят далеко за ее рамки, ставят очень серьезные вопросы о взаимоотношениях государства и общества, социальных слоев внутри последнего, природе и характере этих слоев, различии ментальностей. Поэтому хотелось бы обратить внимание хотя бы на некоторые детали.

Сегодня уже совершенно очевидно, что усилия Запада по унижению России ни к чему не приведут. Это связано, прежде всего, с совершенно разными системами взаимоотношений общества и власти у нас и на Западе.

На Западе сложилась юридическая, договорная система взаимоотношений (не обязательно зафиксированная на бумаге – это может быть просто предусмотрено), в рамках которой обе стороны что-то должны друг другу (хозяин – работник) и обмениваются возможностями. Поскольку каждая из сторон при заключении договора стремится выторговать себе больше преференций, договорная система по умолчанию включает в себя потенциальную возможность обмана, дезинформации и соответствующих санкций. Эта система диалогична, предусматривает равенство сторон, и отказ от диалога уже является санкцией и наказанием. В этой схеме возможна рокировка – можно из вышестоящего стать нижестоящим и наоборот. Как у Гоголя: «Нужно знать, что одно значительное лицо недавно сделался значительным лицом, а до того времени он был незначительным лицом. Впрочем, место его и теперь не почиталось значительным в сравнении с другими, еще значительнейшими».

В России совершенно иная форма взаимоотношений общества и власти, в основе которой лежит традиционная, религиозная система представлений. Фундаментом этой системы является безоговорочное вручение себя кому-то, отдача себя на милость, когда отношение вышестоящего формирует не только систему взаимоотношений, но и идентичность того, кто вручает себя вышестоящему. Достоинство в этой схеме определяется милостью («Не твоя б государская милость, и яз бы што за человек?» – писал опричник Василий Грязной Ивану Грозному), служба становится служением, человек не работает, а помогает начальнику.

Эта система взаимоотношений односторонняя, монологичная, главное в ней – покровительство. Между деятельностью вручающего себя и ответным действием вышестоящего нет обязательной связи, производственные взаимоотношения поддерживаются внерационально – инструментами, не имеющими прямого отношения к делу: прощением, прошениями, снисхождением, лестью, скандалами, выпивкой, чаепитиями, банями, подарками на праздники. Одна сторона должна отдать все, а другая может ответить, а может и нет, может наградить, а может выгнать – искать в этом логику бессмысленно (отец и сын). В этой системе отношений договор всегда вынужденная мера (неужели недостаточно честного слова?), а следовательно, соблюдать его не только не обязательно, но нарушить – это восстановить справедливость. Как говорил Даниил Заточник: «Лжи бо мирови, а не Богу» («Лги миру, а не Богу»).

Именно поэтому почти 80 лет назад люди, уходя навсегда из своих квартир и домов, шли воевать вопреки вражеской логике, согласно которой за колхозы, взорванные церкви, репрессированных соседей и родных, за бедность, за «чудесного грузина» никто не встанет грудью. А они шли. Шли за Родину, которая для них была своей, родной и близкой, привычной и понятной. Шли, потому что были выше личных счетов, колхозов и неурожаев. Потому что свою страну меряли не уровнем житейского спокойствия и безмятежности, а близостью к собственной душе, возможностью и дальше жить по-своему и разбираться со своими утеснителями тоже самим, без посторонней помощи. Немцы начали это понимать уже в первые недели войны. И самым страшным врагом для них были даже не пушки и танки, а неизвестный солдат, который продолжал стрелять в них в Брестской крепости спустя полгода после начала войны.

Эти две системы (западная и восточная, российская) не сходятся между собой никак, в значительной степени не видят друг друга. Западному человеку кажется, что нужно вмешаться в договор между нашим народом и властью, между людьми и Президентом, обвинить власть в неисполнении этого договора – и дело сделано, революция топором постучит в дверь. А договора нет. Они судят по себе, и их обманывает собственное невежество. Им кажется, что главное, что должна делать власть, – это обеспечивать достаток в обществе и уровень этого достатка прямо пропорционален легитимности власти. А у нас это не работает, ибо власть должна обеспечивать не достаток, а порядок и быть носителем справедливого мироустройства. И задача государства, по точному выражению философа Соловьева, не превращать землю в рай, а следить, чтобы она не превратилась в ад.  Их интересует устройство будильника, а нас интересует время – как тут договориться? Как им поссорить нас друг с другом и с властью? Никак.

Отдельный вопрос – это те самые санкции. Санкции против России (сегодня мы видим санкции не просто против знаковых людей и структур, но против котов, дуба Тургенева, Достоевского и Чайковского, инвалидов и спортсменов – всего более 5000 (!) санкций) свидетельствуют о том, что санкционная политика Запада окончательно зашла в тупик и осталось только запретить солнцу всходить над Россией. Подобного рода попытки свидетельствуют о полном хаосе в головах тех, кто сегодня запрещает русскую культуру и отменяет Россию.

Фукуяма провозгласил «конец истории», и они радостно в это поверили, поверили в свою историческую победу, не понимая, что конец истории может наступить только с концом биологического рода. Не существовало «плана Б». Считалось, что это просто невозможно, что наличие армии и флота США – достаточный аргумент, чтобы пресечь на корню любые попытки оспорить сложившийся произвольно порядок. Сопротивление России, ее вызов всему остальному миру застал Запад врасплох.

Дело в том, что на Западе давно привыкли к определенным политическим правилам, в рамках которых могут развиваться все социальные процессы. Среди них: центр принятия решений в США, «освободительные войны» имеют право вести только они, их система ценностей и взглядов передает истину, поэтому она неоспорима. Других вариантов не предусматривалось, то, что когда-то эти правила могут быть демонстративно оспорены, не предполагалось. Некогда шарлатан Фукуяма провозгласил «конец истории», и они радостно в это поверили, поверили в свою историческую победу, не понимая, что конец истории может наступить только с концом биологического рода.

В связи с этим не существовало никакой стратегии, никакого «плана Б» на случай, если эти правила будут нарушены. Считалось, что это просто невозможно, что наличие армии и флота США – достаточный аргумент, чтобы пресечь на корню любые попытки оспорить сложившийся произвольно порядок. Сопротивление России, ее вызов всему остальному миру застал Запад врасплох. В самом начале спецоперации виден был полный хаос в головах западных лидеров – никто не понимал, что происходит. Отсюда тотальное отрицание происходящего. «Какая спецоперация? Какой нацизм? Какая демилитаризация? Что вы делаете? Вы что, правда их собираетесь давить? Остановитесь!»

«Плана Б», как мы помним, не было, поэтому начались реактивные, конвульсивные действия, санкции методом тыка: а давай сюда нажмем. Не работает? Тогда сюда. Не помогло? Ну, тогда это включи-выключи.

Кто из нас не оказывался в положении, когда приходилось исправлять что-то «наудачу»: битьем, руганью, тыканьем, переключением, щелканьем, повторами действий, которые до этого не помогли, в надежде на то, что работоспособность системы случайно восстановится. Запад сегодня действует в этой же координате. Наложим санкции на этих! Не помогло? Значит, на тех! Не помогло? Черт! Ну, на вон тех! И еще это запретим! И вон то заблокируем! Ну как? Не работает? Проклятье, что же еще сделать-то???

Каждый предлагает свое, но… «Поочередно поднимались сановники, предлагали повесить Ходжу Насреддина, посадить на кол, содрать с него кожу. Эмир отверг все эти советы, потому что, наблюдая тайком за Ходжой Насреддином, не замечал признаков страха на его лице, что было в глазах эмира явным доказательством недействительности предлагаемых способов. Придворные замолчали в смущении. Эмир начал гневаться».

Каждый предлагает свое, никакого согласия в товарищах нет, одна надежда – где-то сработает. Но даже если и сработает (что вряд ли), это не поможет от рецидивов – без понимания причин, свойств национального нашего характера, особенностей взаимоотношений общества и власти все быстро восстановится, и опять… Давай, ткни сюда. Не работает? Ну, это дерни! Не дышит? Кулаком тресни! Молчит? Вот дрянь какая. Что делать-то???

Среди наиболее часто повторяемых самыми разными людьми выражений есть и такое: «Да не работает, что ты тыкаешь?» Не работает. И не будет работать.

Россияне должны почувствовать, что они пятое колесо в телеге европейской цивилизации, болезненный нарост, наконец требующий удаления. Что Запад может отказаться от русской культуры и русского человека, как от чего-то лишнего, порочного.

Какова же цель санкций? Россияне должны почувствовать, что они пятое колесо в телеге европейской цивилизации, болезненный нарост, наконец требующий удаления. Что Запад может отказаться от русской культуры и русского человека, как от чего-то лишнего, порочного, с пользой для себя. Запад полностью убежден, что принадлежность к брендам, походы в «Макдоналдс», использование Netflix делают человека цивилизованным, причащают его настоящей культурой. Соответственно, лишение брендов и «Макдоналдса» отбрасывает нас в темные века истории, лишает достоинства, цивилизованности и культуры, делает недолюдьми. Как может быть цивилизованной страна, где не работает «Макдоналдс»? И действительно, многие представители элиты (о ней подробнее далее), лишенные брендов и вечеринок в Монако, почувствовали себя ущербными, обездоленными, лишенными самоидентичности.

Коли уж мы заговорили об элите… Какова мораль (если это можно так назвать) этой элиты? Начать следует с того, что в отличие от элиты Запада, которая всегда была национальной и существовала в единстве со страной, наша «элита» всегда была вненациональна и строилась на противопоставлении себя стране. При формальном обслуживании интересов государства в элитном круге стало хорошим тоном брезгливо шутить о России и русских, о народе, религии и традиции, а также втихаря (а иногда и открыто) поддерживать оппозицию и все, что противоречило культурной и религиозной традиции России. Именно поэтому так называемое «актуальное», «современное» искусство России всегда было провокативно, нередко оскорбительно и всегда поддерживалось финансовой, а нередко и политической элитой (что особенно хорошо стало видно сейчас).

Именно это противопоставление стало ключевым связующим фактором элиты, страх выпасть из своего кружка, стать «нерукопожатным» определял круг общения, форматы деятельности, логику высказываний. Круговая порука, желание быть поближе к кормящей длани власти с одновременным стремлением покусывать ее позволили входить в круг «элиты» кому угодно – либералам, правым, левым, националистам с нацистским душком и откровенным фрикам. Четкого контура этот круг не имел, главное – чтобы все хихикали на тему России и власти и в любой ситуации защищали своих. Именно поэтому оппозиционеры говорили: «Я не мог не пойти на Болотную, не мог не защищать, не мог не поддержать, поскольку туда пошли, это сделали все мои друзья».

Главным навыком элиты стало превращение явной и скрытой борьбы с «режимом» и страной в доходный промысел. Вечно пугать приходом к власти, но никогда власть не брать, выцыганив отступные, – этот перманентный процесс торга за власть и был целью. О финале никто не думал, иначе хоть раз было бы произнесено словосочетание «после Путина», были бы программы, цели, задачи, внятное представление о своей роли после... Но «Варенуха не ездил в Пушкино, и самого Степы в Пушкине тоже не было. Не было пьяного телеграфиста, не было разбитого стекла в трактире, Степу не вязали веревками… – ничего этого не было». Именно поэтому их лозунги всегда были очень общими и сводились к охлократическому кличу «Долой Путина». Кличу, никуда не зовущему, ничего в себе не несущему и оттого вполне самодостаточному, чтобы никто никуда не пошел и ничего не делал, но уверенно считал себя «борцом с режимом». Можно ли представить себе, что комбат, поднимающий в атаку людей под Курском, кричит «Долой фашизм»?

Главным навыком элиты стало превращение явной и скрытой борьбы с «режимом» и страной в доходный промысел. Вечно пугать приходом к власти, но никогда власть не брать, выцыганив отступные, – этот перманентный процесс торга за власть и был целью.

Следующий важный момент – стремление элиты в борьбе все получить, но ничего не потерять, то есть революция на диване, вельветовый андеграунд, портрет Че Гевары на бумажном стакане из «Макдоналдса». Все это приводило к тому, что борьба и протест были трусоватыми, строго, по мензурке, нормированными и не выходили за рамки, за которыми лежала реальная опасность. А если кто-то и забывался, то ему сразу говорили: «Филипп Филиппович, vorsichtig...» То есть ключевыми чертами элиты было отсутствие долгосрочных планов, программы, союз по интересам, латентная фронда – все эти качества могли быть жизнеобеспечивающими в условиях, когда основным лозунгом было «Истины не существует, а существует лишь разница мнений», а ядерные ракеты России нужны лишь для того, чтобы защищать их особняки на Лазурном берегу. Элита создавала имитацию активной гражданской жизни общества, изображая то патриотизм, то гражданственность, то заинтересованность в судьбах Родины, то палитру мнений.

Однако сегодня ситуация резко изменилась. Война всегда расставляет все по своим местам, требует прямого ответа на прямой вопрос, ибо от этого зависит жизнь и судьба миллионов людей. Неожиданно от публичного, открытого самоопределения стало зависеть не позиция в тусовке, а место в стране. Публичное самоопределение стало необходимым условием социального единства, стало важно понять, кто на чьей стороне. В результате задвигались тектонические пласты, казавшиеся незыблемыми, хрупкий баланс, который сохранялся восемь лет, оказался нарушен.

Неожиданно от публичного, открытого самоопределения стало зависеть не позиция в тусовке, а место в стране.

Стоит напомнить: в 2014 году элита бросила все силы, чтобы объяснить обществу и власти, почему коллективному Сбербанку, «Яндексу», «Почте России», ВТБ, МТС, «Вымпелкому», Tele2, «Магниту», «Пятерочке» нельзя работать в Крыму. Потому что случатся санкции, а ведь мы так вам нужны. Не только мы – все пострадают. Кое-как доказали и выиграли для себя еще восемь лет. Все это время эти площадки были им нужны только для раскачки себя на Западе, для того, чтобы доказать западному истеблишменту, что они достойны быть принятыми в ряды. Но после 24 февраля для них сложилась ситуация катастрофическая. Все эти усилия ни к чему не привели. Санкции все равно случились. То есть на Западе их не ждут, а жизнь в России для них абсолютно бессмысленна. Поэтому большинство из них сейчас молчит и тихо ест запасы, утешая себя иллюзией, что вот-вот все вернется. «Александр Иванович хотел быть молодым и свежим в тот день, когда все возвратится к старому и он сможет выйти из подполья, безбоязненно раскрыв свой обыкновенный чемоданишко. В том, что старое вернется, Корейко никогда не сомневался. Он берег себя для капитализма».

Берегут себя. Но они не понимают, что все вернется только при одном условии – ценой публичного отречения от Путина. Им предложат процедуру публичного покаяния (или она стихийно сложится), через которую им придется пройти, и основой этой процедуры будет заверение, что прощение Запада возможно, только если они скинут Путина. Многие – от Тинькова до Авена, от Хаматовой до Волобуева – уже пошли по этому пути. Другие пока сидят тихо и больше всего боятся не успеть до того момента, когда Путин им или предложит открывать отделения и филиалы в Донбассе и на освобожденных территориях, или потребует публично поддержать его и спецоперацию. То, что он способен на неожиданные и радикальные решения, они уже поняли. То, что он разорвал с ними контракт, который формально существовал, они тоже поняли. То, что даже верноподданнические слова уже не имеют значения без дел, они тоже поняли.

Происходящие сегодня события открывают новые возможности. Старый порядок уходит в прошлое, рождается новый мир. Как в 1917 или 1945 годах. Давление Запада все больше объединяет нас вокруг страны и ее руководства. Лишая нас брендов, своих каналов вещания и торговых марок, Запад автоматически сокращает собственные возможности влиять на граждан России. М. Гладуэлл много лет назад доказал, что репрессии врага против мирного населения страны делают людей более зависимыми от власти и в результате у последней растет поддержка. Сегодня рейтинг Путина более 80%, а Байдена – от 9% до 20%. Для Запада ситуацию ухудшает и то, что никакого единства там нет (это хорошо было видно уже в пандемию). Макрон звонит Путину, Джонсон орет, Германия лавирует, Италия валяет дурачка. Тем временем уровень жизни падает, цена на газ и дрова растет, и именно поэтому те, кого принято именовать «радикалами» и «консерваторами», побеждают или дышат в затылок действующей власти на выборах. В Венгрии и Сербии победили противники русофобской политики, во Франции Макрон едва оторвался от Ле Пен. На глазах исчезает то, на чем держалась западная цивилизация, – свобода слова и действия, демократия, неприкосновенность частной собственности. Оказалось, что можно грабить чужие особняки, захватывать банковские счета, выключать «неправильные» СМИ и лгать, лгать, лгать. Тяжело и сложно рождается новая реальность, никто не знает, куда идти. У нас сегодня есть исторический шанс выйти вперед и показать эту дорогу.